Стихи Пастернака Бориса

Мальчик маленький в кроватке, Бури озверелый рев. Каркающих стай девятки Разлетаются с дерев.

Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил Лак экипажей, деревьев трепет. Под луною на выкате гуськом скрипачи

Рассказали страшное, Дали точный адрес. Отпирают, спрашивают, Движутся, как в театре. Тишина, ты — лучшее

Я был разбужен спозаранку Щелчком оконного стекла. Размокшей каменной баранкой В воде Венеция плыла.

Стоят деревья у воды, И полдень с берега крутого Закинул облака в пруды, Как переметы рыболова.

Сегодня мы исполним грусть его — Так, верно, встречи обо мне сказали, Таков был лавок сумрак.

Мерцаньем звезд далеких безразлично Был поворот дороги озарен. Дорога шла вокруг горы Масличной, Внизу

Мне хочется домой, в огромность Квартиры, наводящей грусть. Войду, сниму пальто, опомнюсь, Огнями улиц озарюсь.

Красавица моя, вся стать, Вся суть твоя мне по сердцу, Вся рвется музыкою стать, И вся на рифмы просится.

Плетемся по грибы. Шоссе. Леса. Канавы. Дорожные столбы Налево и направо. С широкого шоссе Идем во тьму лесную.

Мы настигали неприятеля. Он отходил. И в те же числа, Что мы бегущих колошматили, Шли ливни и земля раскисла.

За окнами давка, толпится листва, И палое небо с дорог не подобрано. Все стихло. Но что это было сперва!

Я дал разъехаться домашним, Все близкие давно в разброде, И одиночеством всегдашним Полно всё в сердце

В трюмо испаряется чашка какао, Качается тюль, и — прямой Дорожкою в сад, в бурелом и хаос К качелям

Нет сил никаких у вечерних стрижей Сдержать голубую прохладу. Она прорвалась из горластых грудей И льется

Косую тень зари роднит С косою тенью спин Продольный Великокняжеский Рудник И лес теней у входа в штольню.

Ночевала тучка золотая На груди утеса великана. Из сада, с качелей, с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо!

1 В посаде, куда ни одна нога Не ступала, лишь ворожеи да вьюги Ступала нога, в бесноватой округе, Где

На протяженье многих зим Я помню дни солнцеворота, И каждый был неповторим И повторялся вновь без счета.

Засыпет снег дороги, Завалит скаты крыш. Пойду размять я ноги: За дверью ты стоишь. Одна, в пальто осеннем

Мы время по часам заметили И кверху поползли по склону. Bот и обрыв. Мы без свидетелей У края вражьей обороны.

Недавно этой просекой лесной Прошелся дождь, как землемер и метчик. Лист ландыша отяжелен блесной, Вода

Без родовспомогательницы, во мраке, без памяти, На ночь натыкаясь руками, Урала Твердыня орала и, падая

Цельною льдиной из дымности вынут Ставший с неделю звездный поток. Клуб конькобежцев вверху опрокинут

…Вы не видали их. Египта древнего живущих изваяний, С очами тихими, недвижных и немых. С челом, сияющим

Дик приём был, дик приход, Еле ноги доволок. Как воды набрала в рот, Взор уперла в потолок.

Был утренник. Сводило челюсти, И шелест листьев был как бред. Синее оперенья селезня Сверкал за Камою рассвет.

Глухая пора листопада, Последних гусей косяки. Расстраиваться не надо: У страха глаза велики.

Поезд ушел. Насыпь черна. Где я дорогу впотьмах раздобуду? Неузнаваемая сторона, Хоть я и сутки только отсюда.

Вы помните еще ту сухость в горле, Когда, бряцая голой силой зла, Навстречу нам горланили и перли И осень

О, еще! Раздастся ль только хохот Перламутром, Иматрой бацилл, Мокрым гулом, тьмой стафилококков, И блеснут

Положим,— гудение улья, И сад утопает в стряпне, И спинки соломенных стульев, И черные зерна слепней.

Коробка с красным померанцем — Моя каморка. О, не об номера ж мараться По гроб, до морга! Я поселился

Для этой книги на эпиграф Пустыни сипли, Ревели львы и к зорям тигров Тянулся Киплинг. Зиял, иссякнув

Я клавишей стаю кормил с руки Под хлопанье крыльев, плеск и клекот. Я вытянул руки, я встал на носки

Спелой грушею в бурю слететь Об одном безраздельном листе. Как он предан — расстался с суком!

Как бронзовой золой жаровень, Жуками сыплет сонный сад. Со мной, с моей свечою вровень Миры расцветшие висят.

Ты в меня запустила снежком. Я давно человек уже зрелый. Как при возрасте этом моем Шутишь ты так развязно и смело.

Разговоры вполголоса, И с поспешностью пылкой Кверху собраны волосы Всей копною с затылка. Из-под гребня

Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной, Прислушайся к голой побежке бесснежья. Разбиться им не

Я кончился, а ты жива. И ветер, жалуясь и плача, Раскачивает лес и дачу. Не каждую сосну отдельно, А

Будто всем, что видит глаз, До крапивы подзаборной, Перед тем за миг пилась Сладость радуги нагорной.

Кокошник нахлобучила Из низок ливня — паросль. Футляр дымится тучею, В ветвях горит стеклярус.

Ты в ветре, веткой пробующем, Не время ль птицам петь, Намокшая воробышком Сиреневая ветвь!

Бывает, курьером на борзом Расскачется сердце, и точно Отрывистость азбуки морзе, Черты твои в зеркале срочны.

Пью горечь тубероз, небес осенних горечь И в них твоих измен горящую струю. Пью горечь вечеров, ночей

Недотрога, тихоня в быту, Ты сейчас вся огонь, вся горенье, Дай запру я твою красоту В темном тереме

Я льнул когда-то к беднякам Не из возвышенного взгляда, А потому, что только там Шла жизнь без помпы и парада.

Мне снилась осень в полусвете стекол, Друзья и ты в их шутовской гурьбе, И, как с небес добывший крови

Любимая,— жуть! Когда любит поэт, Влюбляется бог неприкаянный. И хаос опять выползает на свет, Как во