Стихи Рыжего Бориса

Я усну и вновь тебя увижу девочкою в клетчатом пальто. Не стесняясь, подойду поближе поблагодарить тебя

Уж убран с поля начисто турнепс и вывезены свекла и капуста. На фоне развернувшихся небес шел первый

Мальчишкой в серой кепочке остаться, самим собой, короче говоря. Меж правдою и вымыслом слоняться по

Не вставай, я сам его укрою, спи, пока осенняя звезда светит над твоею головою и гудят сырые провода.

Ни разу не заглянула ни в одну мою тетрадь. Тебе уже вставать, а мне пора ложиться спать. А то б взяла

С антресолей достану «ТТ», покручу-поверчу — я ещё поживу и т.д., а пока не хочу этот свет покидать

Вдруг вспомнятся восьмидесятые с толпою у кинотеатра «Заря», ребята волосатые и оттепель в начале марта.

Снег за окном торжественный и гладкий, пушистый, тихий. Поужинав, на лестничной площадке курили психи.

Мы целовались тут пять лет назад, и пялился какой-то азиат на нас с тобой — целующихся — тупо и похотливо

По родительским польтам пройдясь, нашкуляв на «Памир» и «Памир» «для отца» покупая в газетном киоске

Жизнь — суть поэзия, а смерть — сплошная проза. …Предельно траурна братва у труповоза. Пол-облака висит

Прошел запой, а мир не изменился. Пришла музыка, кончились слова. Один мотив с другим мотивом слился.

Где обрывается память, начинается старая фильма, играет старая музыка какую-то дребедень. Дождь прошел

Еще не погаснет жемчужин соцветие в городе том, а я просыпаюсь, разбужен протяжным фабричным гудком.

Я улыбнусь, махну рукой подобно Юрию Гагарину, со лба похмельную испарину сотру и двину по кривой.

Дай нищему на опохмелку денег. Ты сам-то кто? Бродяга и бездельник, дурак, игрок. Не первой молодости

На окошке на фоне заката дрянь какая-то желтым цвела. В общежитии жиркомбината некто Н., кроме прочих, жила.

Восьмидесятые, усатые, хвостатые и полосатые. Трамваи дребезжат бесплатные. Летят снежинки аккуратные.

Прежде чем на тракторе разбиться, застрелиться, утонуть в реке, приходил лесник опохмелиться, приносил

Из школьного зала — в осенний прозрачный покой. О, если б ты знала, как мне одиноко с тобой… Как мне

С плоской «Примой» в зубах: кому в бровь, кому в пах, сквозь сиянье вгоняя во тьму. Только я со шпаною

Брега Невы. Портвейн с закускою приносит как бы половой. Сидим типа компаньей узкою в одной пивной на Моховой.

Я зеркало протру рукой и за спиной увижу осень. И беспокоен мой покой, и счастье счастья не приносит.

Мне не хватает нежности в стихах, а я хочу, чтоб получалась нежность — как неизбежность или как небрежность.

Вышел месяц из тумана — и на много лет над могилою Романа синий-синий свет. Свет печальный, синий-синий

Был двор, а во дворе качели позвякивали и скрипели. С качелей прыгали в листву, что дворники собрать успели.

Я по снам по твоим не ходил и в толпе не казался, не мерещился в сквере, где лил дождь, верней — начинался

В полдень проснёшься, откроешь окно — двадцать девятое светлое мая: господи, в воздухе пыль золотая.

На фоне граненых стаканов рубаху рвануть что есть сил… Наколка — «Георгий Иванов» — на Вашем плече, Михаил.

Ничего не надо, даже счастья быть любимым, не надо даже тёплого участья, яблони в окне. Ни печали женской

Что махновцы, вошли красиво в незатейливый город N. По трактирам хлебали пиво да актерок несли со сцен.

Нагой, но в кепке восьмигранной, переступая через нас, со знаком качества на члене, идет купаться дядя Стас.

Так я понял: ты дочь моя, а не мать, только надо крепче тебя обнять и взглянуть через голову за окно

Над домами, домами, домами голубые висят облака — вот они и останутся с нами на века, на века, на века.

Достаю из кармана упаковку дурмана, из стакана пью дым за Романа, за своего дружбана, за лимона-жигана

Сесть на корточки возле двери в коридоре и башку обхватить: выход или не выход уехать на море, на работу забить?

В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие

Не покидай меня, когда горит полночная звезда, когда на улице и в доме всё хорошо, как никогда.

Мотив неволи и тоски. Откуда это? Осень, что ли? Звучит и давит на виски мотив тоски, мотив неволи.

А иногда отец мне говорил, что видит про утиную охоту сны с продолженьем: лодка и двустволка.

Мы здорово отстали от полка. Кавказ в доспехах, словно витязь. Шурует дождь. Вокруг ни огонька.

Не безысходный — трогательный, словно пять лет назад, отметить надо дождик безусловно и листопад.

Я подарил тебе на счастье во имя света и любви запас ненастья в моей крови. Дождь, дождь идет, достанем

— Господи, это я мая второго дня. — Кто эти идиоты? — Это мои друзья. На берегу реки водка и шашлыки

Много было всего, музыки было много, а в кинокассах билеты были почти всегда. В красном трамвае хулиган

Пани-горе, тук-тук, это Ваш давний друг, пан Борис на пороге от рубахи до брюк, от котелка, нет, кепочки

Оркестр играет на трубе. И ты идёшь почти вслепую от пункта А до пункта Б под мрачную и духовую.

Так гранит покрывается наледью, и стоят на земле холода, — этот город, покрывшийся памятью, я покинуть

Я помню всё, хоть многое забыл, — разболтанную школьную ватагу. Мы к Первомаю замутили брагу, я из канистры

В России расстаются навсегда. В России друг от друга города столь далеки, что вздрагиваю я, шепнув «прощай».