Стихи Рыжего Бориса

Мальчишкой в серой кепочке остаться, самим собой, короче говоря. Меж правдою и вымыслом слоняться по

Я усну и вновь тебя увижу девочкою в клетчатом пальто. Не стесняясь, подойду поближе поблагодарить тебя

Уж убран с поля начисто турнепс и вывезены свекла и капуста. На фоне развернувшихся небес шел первый

Над домами, домами, домами голубые висят облака — вот они и останутся с нами на века, на века, на века.

Зимой под синими облаками в санях идиотских дышу в ладони, бормоча известное: «Эх вы, сани!

Достаю из кармана упаковку дурмана, из стакана пью дым за Романа, за своего дружбана, за лимона-жигана

У памяти на самой кромке и на единственной ноге стоит в ворованной дубленке Василий Кончев — Гончев, «Ге»!

Сесть на корточки возле двери в коридоре и башку обхватить: выход или не выход уехать на море, на работу забить?

Помнишь дождь на улице Титова, что прошел немного погодя после слёз и сказанного слова? Ты не помнишь

В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие

— Господи, это я мая второго дня. — Кто эти идиоты? — Это мои друзья. На берегу реки водка и шашлыки

Двенадцать лет. Штаны вельвет. Серега Жилин слез с забора и, сквернословя на чем свет, сказал событие.

Много было всего, музыки было много, а в кинокассах билеты были почти всегда. В красном трамвае хулиган

В Свердловске живущий, но русскоязычный поэт, четвёртый день пьющий, сидит и глядит на рассвет.

Пани-горе, тук-тук, это Ваш давний друг, пан Борис на пороге от рубахи до брюк, от котелка, нет, кепочки

Молодость мне много обещала, было мне когда-то двадцать лет. Это было самое начало, я был глуп, и это

Оркестр играет на трубе. И ты идёшь почти вслепую от пункта А до пункта Б под мрачную и духовую.

Ночь. Каптерка. Домино. Из второго цеха — гости. День рождения у Кости, и кончается вино: ты сегодня

С трудом закончив вуз технический, В НИИ каком-нибудь служить. Мелькать в печати перьодической, Но никому

Мальчик-еврей принимает из книжек на веру гостеприимство и русской души широту, видит березы с осинами

Я по листьям сухим не бродил с сыном за руку, за облаками, обретая покой, не следил, не аллеями шел

Изрядная река вплыла в окно вагона. Щекою прислонясь к вагонному окну, я думал, как ко мне фортуна благосклонна

Дядя Саша откинулся. Вышел во двор. Двадцать лет отмотал: за раскруткой раскрутка. Двадцать лет его взгляд

Ночь. Звезда. Милицанеры парки, улицы и скверы объезжают. Тлеют фары италийских «жигулей». Извращенцы

Жизнь — суть поэзия, а смерть — сплошная проза. …Предельно траурна братва у труповоза. Пол-облака висит

В сырой наркологической тюрьме, куда меня за клюки упекли, мимо ребят, столпившихся во тьме, дерюгу на

Прошел запой, а мир не изменился. Пришла музыка, кончились слова. Один мотив с другим мотивом слился.

Городок, что я выдумал и заселил человеками, городок, над которым я лично пустил облака, барахлит, ибо

Где обрывается память, начинается старая фильма, играет старая музыка какую-то дребедень. Дождь прошел

Ордена и аксельбанты в красном бархате лежат, и бухие музыканты в трубы мятые трубят. В трубы мятые трубили

Отделали что надо, аж губа отвисла эдак. Думал, всё, труба, приехал ты, Борис Борисыч, милый.

Брега Невы. Портвейн с закускою приносит как бы половой. Сидим типа компаньей узкою в одной пивной на Моховой.

Так сказать, надо факты связать — выпивали в тоске и печали. Слезы, помнится, мне не давали вам стихи

Я зеркало протру рукой и за спиной увижу осень. И беспокоен мой покой, и счастье счастья не приносит.

Не надо ничего, оставьте стол и дом и осенью, того, рябину за окном. Не надо ни хрена — рябину у окна

Мне не хватает нежности в стихах, а я хочу, чтоб получалась нежность — как неизбежность или как небрежность.

Померкли очи голубые, Погасли черные глаза — Стареют школьницы былые, Беседки, парки, небеса.

Как таксист, на весь дом матерясь, за починкой кухонного крана ранит руку и, вытерев грязь, ищет бинт

Что махновцы, вошли красиво в незатейливый город N. По трактирам хлебали пиво да актерок несли со сцен.

Вы, Нина, думаете, вы нужны мне, что вы, я, увы, люблю прелестницу Ирину, а вы, увы, не таковы.

Нагой, но в кепке восьмигранной, переступая через нас, со знаком качества на члене, идет купаться дядя Стас.

Я тебе привезу из Голландии Legо, мы возьмем и построим из Legо дворец. Можно годы вернуть, возвратить

Так я понял: ты дочь моя, а не мать, только надо крепче тебя обнять и взглянуть через голову за окно

За Обвою — Кама, за Камою — Волга — по небу и горю дорога сквозная. Как дурень, стою на краю, да и только

В те баснословные года нам пиво воздух заменяло, оно, как воздух, исчезало, но появлялось иногда.

Мы здорово отстали от полка. Кавказ в доспехах, словно витязь. Шурует дождь. Вокруг ни огонька.

До пупа сорвав обноски, с нар сползают фраера, на спине Иосиф Бродский напортачен у бугра — начинаются

Не безысходный — трогательный, словно пять лет назад, отметить надо дождик безусловно и листопад.

Осыпаются алые клёны, полыхают вдали небеса, солнцем розовым залиты склоны — это я открываю глаза.

Я подарил тебе на счастье во имя света и любви запас ненастья в моей крови. Дождь, дождь идет, достанем