Стихи Даны Сидерос
0. «Тут она исчезла», — Семёныч трогает сапожищем обугленное пятно на рыжей сухой земле, — «Что, поедем обратно?
Один мой друг подбирает бездомных кошек, Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит. Они у него в квартире
Дети уходят из города к чертовой матери. Дети уходят из города каждый март. Бросив дома с компьютерами
Как же это возможно? — тихо бормочет Яша. Нет, не может этого быть. Мы толпимся вокруг, в смятении хмурим лбы.
Если кто-нибудь скажет вдруг, что однажды увидел свою сестру, дядю, сына, отца, жену как какую-то игуану;
Остров Яблок уйдёт на дно, стоит этой луне наполниться до краёв молоком и льдом, округлиться, отяжелеть.
Идут неспешно вдоль ряда, пялятся, выбирают: — Смотри, мне такой же надо, как белоснежный, с краю.
Купить газету, запомнить город и день. Смотреть, как плывут огни по черной воде, как сложно губы уложены
Кто из них оставил ему лазейку, бесполезно теперь гадать. Он приходит. Садится. И шепчет: зенки подымите-ка
Говорит старуха старухе: приходи хоронить меня. Точной даты пока не знаю, где-то на днях. Говорит старуха
Пришедший потеет, клетчатый мнёт засаленный, дышит тяжко, не сбросил еще маеты вокзальной. А у хозяина
Ян снимает тесный пиджак — жара. Ян завязывает шнурок и идёт, торжественный, как жираф: властелин окрестных
Финал. Медвежата Ваню хоронят: рыдает Круть, воет Верть. Счастливый Кащей приводит в хоромы Марену, царевну-смерть.
Дед-инвалид подзывает внука, дед говорит: мой хороший, на-ка денег тебе, принеси таблеток, чтобы принять — и лето.
В понедельник, в пять тридцать шесть утра, или, может быть, в тридцать пять, он решает вдруг, что ему
Не реви, говорит, тише, глупая, успокойся. Ну чего ты заходишься, будто бы в первый раз? Стыдно плакать
Покуда отец слишком бодро орет «ну с богом», ночь проревевшая мать принимается целовать и причитать «ну
Супермен не читает мысли, это было бы слишком просто. Сейчас объясню. Допустим, сосед-подросток за стеной
Совсем измотался, продрог — неважно одет. Ноги гудят, но надо идти. Идёт. Пробрался на склад.
В царстве шума и сажи, у железнодорожной насыпи краски насухо вытерты осенью и тоской. Где-то здесь позапрошлый
Однажды тебе перепадает фамильная брошь, а ты недостаточно для неё хорош. Не стар, не лощен.
Ученик колдуна изящным движением превращает бутылку в розу. Обещание превращает в угрозу. Рыхлый сухой
Собирается тщательно, ордена прикрепляет к лацкану, рукава и воротники расправляет ласково.
Ты помнишь, когда впервые услышал стук за рёбрами и подумал, что страшно болен? Как будто внутри целый
Бывает, просыпаешься поутру: пафосный, хмурый, смотришь с тоской в окно. Что бы сказал сейчас твой ушедший друг?
После долгой вечерней беседы над моим нелюбимым блюдом (что б вы знали на будущее — это молочный суп)
На юге шумит ковыль, луга утопают в доннике, на севере снег и сани, олени и рождество, а в самом центре
Вообще-то на осмотр звали только старшего, но младший не давал себя увести, так что усталой нянечке пришлось
Вы знакомы-то пару дней, но он тебе рад: скалит белые зубы — скорлупки уличных сцен. Ты изучаешь язык
Я гулял не один, как все врут про меня. Мой друг — девочка-невидимка, что значит «не видно рук, не видно
Когда случится «лютый год Манежной», когда они пойдут на брата брат, твои стихи окажутся, конечно, по
Выходит конферансье, говорит невнятно и длинно. Если вкратце: сегодня у нас — малыш чиполлино, но прежде
Второй звонок. Мы становимся кучкой перед Митяем. Он тычет в нас веером спичек, — Тяните, — шипит.
В парках рядами ровными ржавые кроны и ржавые фонари с паучьими городами внутри. Близится время памяти
Забыла тебе рассказать, сегодня в вагоне напротив меня сидело пять человек. И у каждого была татуировка.
«Если хочешь со мной каких-нибудь отношений, не носи эту майку, что непонятно тебе? Сделай стрижку, сними
Старый голем с надтреснутым голосом и облупленным жбаном — говорит: мы такой народ, что поделаешь, не
У моей улицы от ремонтных работ трещины, все её рёбра, все повороты болят. Вдоль моей улицы, в красных
В пастеризованном двадцать втором столетии оружие делают с защитой от детей, как пилюли. Чтобы, значит
К примеру, ты тяжек, груб, подвешен вниз головой, без ног и без рук — только голос, и тот как будто не твой.
Каравай-каравай, мы сидим по краям каравая и от края до края вскрываем, закатом кровавя. И тропинка
Смотри, говорю, роем ямку, в неё — обёртку или фольгу, сверху перо, монету, мелкое что-то. Или бусинку
Не в финале — в разгаре, посередине, острый гребень времени оседлав, весь свободный, словно рыбак на
Раз открыл — читай. Прочитал — поверь. Дома будешь спорить и пререкаться. Старый негр портье открывает
Ветки тополя солнце ранят, небо красным сочится в воду. От канала исходит холод, что-то мутное и сырое.
Если ты уже отдохнул, то пойдём-ка осмотрим лагерь. Разомнёмся, поговорим. Расскажу, как оно у нас.
Например, несколько лет назад я ехала домой в метро, поздно, на последнем уже поезде. В вагоне помимо
Дитя выпрыгивает на сцену: косички, коленки, румяна, сарафан-колокольчик. Под черным помостом электрики
О том, что уже началось, ты узнаешь сразу: строка затрещит на сломе, на горьком слове, и все побегут
Красный всполох огня выхватывает из мглы силуэт персонажа: погоня, горящий лес. В этот раз ему повезёт