Стихи Самойлова Давида
А мне приснился сон, Что Пушкин был спасён Сергеем Соболевским…. Его любимый друг С достоинством и блеском
Веселой радости общенья Я был когда-то весь исполнен. Она подобно освещенью — Включаем и о нем не помним.
Город ночью прост и вечен, Светит трепетный неон. Где-то над Замоскворечьем Низкий месяц наклонен.
Красиво падала листва, Красиво плыли пароходы. Стояли ясные погоды, И праздничные торжества Справлял
Когда настанет расставаться — Тогда слетает мишура… Аленушка, запомни братца! Прощай — ни пуха ни пера!
Листаю жизнь свою, Где радуюсь и пью, Люблю и негодую. И в ус себе не дую. Листаю жизнь свою, Где плачу
Вьются тучи, как знамена, Небо — цвета кумача. Мчится конная колонна Бить Емельку Пугача. А Емелька
Повтори, воссоздай, возверни Жизнь мою, но острей и короче. Слей в единую ночь мои ночи И в единственный
В той Венгрии, куда мое везенье Меня так осторожно привело, Чтоб я забыл на время угрызенья И мною совершаемое
Шуберт Франц не сочиняет — Как поется, так поет. Он себя не подчиняет, Он себя не продает. Не кричит
Почти светает. После объясненья, Где все разъяснено, Прозрачный воздух льется в помещенье Сквозь тусклое окно.
В страстях, в которых нет таланта, Заложено самоубийство Или, убийство. Страсти Данта Равны ему.
Я — маленький, горло в ангине. За окнами падает снег. И папа поет мне: «Как ныне Сбирается вещий Олег…
Сначала только пальцем Покатывало гальку И плотно, словно панцирь, Полнеба облегало, Потом луна в барашках
Зачем за жалкие слова Я отдал все без колебаний — И золотые острова, И вольность молодости ранней!
Цель людей и цель планет К Богу тайная дорога. Но какая цель у Бога? Неужели цели нет?
Жаль мне тех, кто умирает дома, Счастье тем, кто умирает в поле, Припадая к ветру молодому Головой, закинутой от боли.
Стоишь, плечами небо тронув, Превыше помыслов людских, Превыше зол, превыше тронов, Превыше башен городских.
Там Анна пела с самого утра И что-то шила или вышивала. И песня, долетая со двора, Ему невольно сердце
Я не знал в этот вечер в деревне, Что не стало Анны Андреевны2, Но меня одолела тоска. Деревянные дудки
Не белый цвет и черный цвет Зимы сухой и спелой — Тот день апрельский был одет Одной лишь краской — серой.
Возвращаюсь к тебе, дорогая, К твоим милым и легким словам. На пороге, меня обнимая, Дашь ты волю свободным слезам.
Тяжелое небо набрякло, намокло. Тяжелые дали дождем занавешены. Гроза заливает июльские стекла, А в стеклах
Еще я помню уличных гимнастов, Шарманщиков, медведей и цыган И помню развеселый балаган Петрушек голосистых
Действительно ли счастье — краткий миг И суть его — несовершенство, И правы ль мы, когда лобзаем лик
Круглый двор с кринолинами клумб. Неожиданный клуб страстей и гостей, приезжающих цугом. И откуда-то
Мария была курчава. Толстые губы припухли. Она дитя качала, Помешивая угли. Потрескавшейся, смуглой Рукой
Тот запах вымытых волос, Благоуханье свежей кожи! И поцелуй в глаза, от слез Соленые, и в губы тоже.
Кто двигал нашею рукой, Когда ложились на бумаге Полузабытые слова? Кто отнимал у нас покой, Когда от
Получил письмо издалека, Гордое, безумное и женское. Но пока оно свершало шествие, Между нами пролегли века.
Все сегодня легко, свежо… Взять хотя бы вон тот снежок, Тот, что смехом сыпучим жжет Твой полуоткрытый рот.
— Ты моей никогда не будешь, Ты моей никогда не станешь, Наяву меня не полюбишь И во сне меня не обманешь…
Круг любви распался вдруг, День какой-то полупьяный. У рябины окаянной Покраснели кисти рук.
Старик с мороза вносит в дом Охапку дров продрогших. В сенях, о кадку звякнув льдом, Возьмет железный ковшик;
Их не ждут. Они приходят сами. И рассаживаются без спроса. Негодующими голосами Задают неловкие вопросы.
Подросток! Как по нежному лекалу Прочерчен шеи робкий поворот. И первому чекану и закалу Еще подвергнут
Я разлюбил себя. Тоскую От неприязни к бытию. Кляну и плоть свою людскую, И душу бренную свою.
Мы оба сидим над Окою, Мы оба глядим на зарю. Напрасно его беспокою, Напрасно я с ним говорю!
Скорей, скорей! Кончай игру И выходи из круга! Тебе давно не по нутру Играть легко и грубо.
Поэзия пусть отстает От просторечья — И не на день, и не на год На полстолетья. За это время отпадет
Ильдефонс-Константы Галчинский дирижирует соловьями: Пиано, пианиссимо, форте, аллегро, престо!
Говорят, Беатриче была горожанка, Некрасивая, толстая, злая. Но упала любовь на сурового Данта, Как на
Не для меня вдевают серьги в ушки И в зеркало глядятся. О милая, обмана не нарушьте, Свершая святотатство!
Был ливень. И вызвездил крону. А по иссякании вод, Подобно огромному клену, Вверху замерцал небосвод.
Она как скрипка на моем плече. И я ее, подобно скрипачу, К себе рукою прижимаю. И волосы струятся по
Кто устоял в сей жизни трудной, Тому трубы не страшен судной Звук безнадежный и нагой. Вся наша жизнь
Ну вот, сыночек, спать пора, Вокруг деревья потемнели. Черней вороньего пера Ночное оперенье ели.
Рано утром приходят в скверы Одинокие злые старухи, И скучающие рантьеры На скамейках читают газеты.
Приобретают остроту, Как набирают высоту, Дичают, матереют, И где-то возле сорока Вдруг прорывается строка
Стройный мост из железа ажурного, Застекленный осколками неба лазурного. Попробуй вынь его Из неба синего