Стихи Дмитрия Мережковского

Der du von Himmel bist Goethe[1] Ты, о, неба лучший дар, Все печали исцеляющий,- Чем болезненнее жар

Кто тебя создал, о, Рим? Гений народной свободы! Если бы смертный навек выю под игом склонив, В сердце

Люблю мой камень драгоценный: В его огне заключено — Знак искупленья сокровенный — В кровь претворенное вино.

Ужель мою святыню Ты не поймешь вовек, И я люблю рабыню, Свободный человек? Ужели тщетны муки,— Цепей

Я помню, как в детстве нежданную сладость Я в горечи слез находил иногда, И странную негу, и новую радость

Без веры давно, без надежд, без любви, О странно веселые думы мои! Во мраке и сырости старых садов —

Как летней засухой сожженная земля Тоскует и горит, и жаждою томится, Как ждут ночной росы усталые поля

О дитя, живое сердце Ты за мячик приняла: Этим мячиком играешь, Беззаботно весела. Ты, резвясь, кидаешь

Мы любим и любви не ценим, И жаждем оба новизны, Но мы друг другу не изменим, Мгновенной прихотью полны.

Успокоенные Тени, Те, что любящими были, Бродят жалобной толпой Там, где волны полны лени, Там, над урной

Страшней, чем горе, эта скука. Где ты, последний терн венца, Освобождающая мука Давно желанного конца?

Рим — это мира единство: в республике древней — свободы Строгий языческий дух объединял племена.

Ищи во мне не радости мгновенной. Люби меня не для себя одной; Как Беатриче образ вдохновенный, Ты к

Падайте, падайте, листья осенние, Некогда в теплых лучах зеленевшие, Легкие дети весенние, Сладко шумевшие!

(Читано на литературном вечере в память С. Я. Надсона) Поэты на Руси не любят долго жить: Они проносятся

В небе, зелёном, как лёд, Вешние зори печальней. Голос ли милый зовет? Плачет ли колокол дальний?

Что ты можешь? В безумной борьбе Человек не достигнет свободы: Покорись же, о, дух мой, судьбе И неведомым

И опять слепой надежде Люди сердце отдают. Соловьи в лесах, как прежде, В ночи белые поют. И опять четы

Был зимний день; давно уже стемнело, Но в комнату огня не приносили; Глядело в окна пасмурное небо, Сырую

Как наполняет храм благоуханье Сожженных смол, Так вересков наполнило дыханье Вечерний дол, И сладостно

Путник с печального Севера к вам, Олимпийские боги, Сладостным страхом объят, в древний вхожу Пантеон.

С тобой, моя печаль, мы старые друзья: Бывало, дверь на ключ ревниво запирая, Приходишь ты ко мне, задумчиво-немая

Ослепительная снежность, Усыпительная нежность, Безнадежность, безмятежность — И бело, бело, бело.

Нам и родина — чужбина, Всюду путь и всюду цель. Нам безвестная долина — Как родная колыбель.

В аллее нежной и туманной, Шурша осеннею листвой, Дитя букет сбирает странный, С улыбкой жизни молодой…

В этот вечер горячий, немой и томительный Не кричит коростель на туманных полях; Знойный воздух в бреду

Широко раскинулся ветвями, Чуждый неба, звуков и лучей, Целый лес кораллов под волнами, В глубине тропических морей.

1 Еще роса на сжатый колос Хрустальной сеткой не легла, И желтых лент в зеленый волос Еще береза не вплела.

С потухшим факелом мой гений отлетает, Погас на маяке дрожащий огонек, И сердце без борьбы, без жалоб

Устремляя наши очи На бледнеющий восток, Дети скорби, дети ночи, Ждем, придет ли наш пророк.

И вновь, как в первый день созданья, Лазурь небесная тиха, Как будто в мире нет страданья, Как будто

Я всех любил, и всех забыли Мои неверные мечты. Всегда я спрашивал: не ты ли? И отвечал всегда: не ты.

С улыбкою бесстрастия Ты жизнь благослови: Не нужно нам для счастия Ни славы, ни любви, Но почки благовонные

Как от рождения слепой Своими тусклыми очами На солнце смотрит и порой, Облитый теплыми лучами, Лишь

Из Бодлэра Я люблю ваши нежно-зеленые глазки; Но сегодня я горьким предчувствием полн: Ни камин в будуаре

Из Альфреда Мюссэ Ты, бледная звезда, вечернее светило, В дворце лазуревом своем, Как вестница встаешь

Если розы тихо осыпаются, Если звезды меркнут в небесах, Об утесы волны разбиваются, Гаснет луч зари

Мне будет вечно дорог день, Когда вступил я, Пропилеи, Под вашу мраморную сень, Что пены волн морских

На Голгофе, Матерь Божья, Ты стояла у подножья Древа Крестного, где был Распят Сын Твой, и, разящий

Больной, усталый лед, Больной и талый снег… И все течет, течет… Как весел вешний бег Могучих мутных вод!

Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую, Раз, когда поник в дремоте я над книгой одного Из

Летние, душные ночи Мучат тоскою, веют безумною страстью, Бледные, звездные очи Дышат восторгом и непонятною властью.

Будь что будет — все равно. Парки дряхлые, прядите Жизни спутанные нити, Ты шуми, веретено.

По горам, среди ущелий темных, Где ревел осенний ураган, Шла в лесу толпа бродяг бездомных К водам Ганга

И снилось мне: заря туманная, В полях густеющая мгла, И сосен кровь благоуханная — Светлотекущая смола.

Не утешай, оставь мою печаль Нетронутой, великой и безгласной. Обоим нам порой свободы жаль, Но цепь

Глядим, глядим все в ту же сторону, За мшистый дол, за топкий лес. Вослед прокаркавшему ворону, На край

Бледный месяц — на ущербе, Воздух звонок, мертв и чист, И на голой, зябкой вербе Шелестит увядший лист.

Из Бодлэра Голубка моя, Умчимся в края, Где всё, как и ты, совершенство, И будем мы там Делить пополам

Порой умолкнет завыванье Косматых ведьм, декабрьских вьюг, И солнца бледное сиянье Сквозь тучи робко