Стихи Дмитрия Мережковского
Я людям чужд и мало верю Я добродетели земной: Иною мерой жизнь я мерю, Иной, бесцельной красотой.
Милый друг, я тебе рассказать не могу, Что за пламень сжигает мне грудь: Запеклись мои губы, дышать тяжело
О бледная луна Над бледными полями! Какая тишина — Над зимними полями! О тусклая луна С недобрыми очами…
Жить ли мне, забыв свои страданья, Горечь слез, сомнений и забот, Как цветок, без проблеска сознанья
Сладок мне венец забвенья темный, Посреди ликующих глупцов Я иду отверженный, бездомный И бедней последних бедняков.
Люблю иль нет,- легка мне безнадежность: Пусть никогда не буду я твоим, А все-таки порой такая нежность
Под землею слышен ропот, Тихий шелест, шорох, шепот. Слышен в небе трубный глас: — Брат, вставай же
Кроткий вечер тихо угасает И пред смертью ласкою немой На одно мгновенье примиряет Небеса с измученной землей.
«Христос воскрес», — поют во храме; Но грустно мне… душа молчит: Мир полон кровью и слезами, И этот гимн
Затихших волн сиянье бесконечно Под низким, жарким солнцем декабря. Прозрачно всё и так нетленно-вечно
Над немым пространством чернозема, Словно уголь, вырезаны в тверди Темных изб подгнившая солома, Старых
Молчи, поэт, молчи: толпе не до тебя. До скорбных дум твоих кому какое дело? Твердить былой напев ты
С еще бессильными крылами Я видел птенчика во ржи, Меж голубыми васильками, У непротоптанной межи.
Так жизнь ничтожеством страшна, И даже не борьбой, не мукой, А только бесконечной скукой И тихим ужасом
О Боже мой, благодарю За то, что дал моим очам Ты видеть мир, Твой вечный храм, И ночь, и волны, и зарю…
(Из дневника) …В те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже
Знаю сам, что я зол, И порочен, и слаб; Что постыдных страстей Я бессмысленный раб. Знаю сам, что небес
Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный, Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять, Тобой отвергнутый
Пройдет немного лет, и от моих усилий, От жизни, от всего, чем я когда-то был, Останется лишь горсть
И я пленялся ложью сладкою, Где смешаны добро и зло; И я Джиокондовой загадкою Был соблазнен,— но то прошло;
Ты ушла, но поздно: Нам не разлюбить. Будем вечно розно, Вечно вместе жить. Как же мне, и зная, Что не
Как часто выразить любовь мою хочу, Но ничего сказать я не умею, Я только радуюсь, страдаю и молчу: Как
Дремлют полною луной Озаренные поляны. Бродят белые туманы Над болотною травой. Мертвых веток черный
Есть радость в том, чтоб люди ненавидели, Добро считали злом, И мимо шли, и слез твоих не видели, Назвав
Der du von Himmel bist Goethe[1] Ты, о, неба лучший дар, Все печали исцеляющий,- Чем болезненнее жар
Кто тебя создал, о, Рим? Гений народной свободы! Если бы смертный навек выю под игом склонив, В сердце
Люблю мой камень драгоценный: В его огне заключено — Знак искупленья сокровенный — В кровь претворенное вино.
Ужель мою святыню Ты не поймешь вовек, И я люблю рабыню, Свободный человек? Ужели тщетны муки,— Цепей
Я помню, как в детстве нежданную сладость Я в горечи слез находил иногда, И странную негу, и новую радость
Без веры давно, без надежд, без любви, О странно веселые думы мои! Во мраке и сырости старых садов —
Как летней засухой сожженная земля Тоскует и горит, и жаждою томится, Как ждут ночной росы усталые поля
О дитя, живое сердце Ты за мячик приняла: Этим мячиком играешь, Беззаботно весела. Ты, резвясь, кидаешь
Мы любим и любви не ценим, И жаждем оба новизны, Но мы друг другу не изменим, Мгновенной прихотью полны.
Успокоенные Тени, Те, что любящими были, Бродят жалобной толпой Там, где волны полны лени, Там, над урной
Страшней, чем горе, эта скука. Где ты, последний терн венца, Освобождающая мука Давно желанного конца?
Рим — это мира единство: в республике древней — свободы Строгий языческий дух объединял племена.
Ищи во мне не радости мгновенной. Люби меня не для себя одной; Как Беатриче образ вдохновенный, Ты к
Падайте, падайте, листья осенние, Некогда в теплых лучах зеленевшие, Легкие дети весенние, Сладко шумевшие!
(Читано на литературном вечере в память С. Я. Надсона) Поэты на Руси не любят долго жить: Они проносятся
В небе, зелёном, как лёд, Вешние зори печальней. Голос ли милый зовет? Плачет ли колокол дальний?
Что ты можешь? В безумной борьбе Человек не достигнет свободы: Покорись же, о, дух мой, судьбе И неведомым
И опять слепой надежде Люди сердце отдают. Соловьи в лесах, как прежде, В ночи белые поют. И опять четы
Был зимний день; давно уже стемнело, Но в комнату огня не приносили; Глядело в окна пасмурное небо, Сырую
Как наполняет храм благоуханье Сожженных смол, Так вересков наполнило дыханье Вечерний дол, И сладостно
Путник с печального Севера к вам, Олимпийские боги, Сладостным страхом объят, в древний вхожу Пантеон.
С тобой, моя печаль, мы старые друзья: Бывало, дверь на ключ ревниво запирая, Приходишь ты ко мне, задумчиво-немая
Ослепительная снежность, Усыпительная нежность, Безнадежность, безмятежность — И бело, бело, бело.
Нам и родина — чужбина, Всюду путь и всюду цель. Нам безвестная долина — Как родная колыбель.
В аллее нежной и туманной, Шурша осеннею листвой, Дитя букет сбирает странный, С улыбкой жизни молодой…
В этот вечер горячий, немой и томительный Не кричит коростель на туманных полях; Знойный воздух в бреду