Стихи Федора Сологуба
Прикован тяжким тяготением К моей земле, Я тешусь кратким сновидением В полночной мгле. Летит душа освобождённая
В чародейном, тёмном круге, Всё простив, что было днём, Дал Я знак Моей подруге Тихо вспыхнувшим огнём.
Ну, что ж, вздымай свою вершину, Гордись пред нами, камень гор, — Я твой читаю приговор: Дожди, омывшие
Там, внизу, костры горели, И весёлые шли танцы Вкруг разложенных огней, — Но без смысла и без цели Я
Земли смарагдовые блюда И неба голубые чаши, Раскройте обаянья ваши. Земли смарагдовые блюда, Творите
Ты ко мне приходила не раз То в вечерний, то в утренний час, И всегда утешала меня. Ты мою отгоняла печаль
Не хочет судьба мне дарить Любовных тревог и волнений; Она не даёт мне испить Из кубка живых наслаждений.
О как мы слабы и ничтожны! Мы и смеёмся и рыдаем. Слова и взоры наши ложны, И правды мы не знаем.
Уйдёшь порой из солнечной истомы В лесной приют, — Но налетают жалящие гномы, И крови ждут.
Неизвестность, неизбежность, вот где лучший сок времен. Ходишь, ходишь по дорогам, вещей тайной окружен.
Лампа моя равнодушно мне светит, Брошено скучное дело, Песня еще не созрела, — Что же тревоге сердечной ответит?
Милый друг мой, сокол ясный! Едешь ты на бой опасный, — Помни, помни о жене. Будь любви моей достоин.
На распутьи злом и диком В тёмный час я тихо жду. Вещий ворон хриплым криком На меня зовёт беду, А на
Елисавета, Елисавета, Приди ко мне! Я умираю, Елисавета, Я весь в огне. Но нет ответа, мне нет ответа
Моею кровью я украшу Ступени, белые давно. Подставьте жертвенную чашу, И кровь пролейте, как вино.
Чего недоставало Судьбе моей доныне, Отныне близко стало, И ярко засияло В моей немой пустыне.
Не могу собрать, Не могу связать, — Или руки бессильны? Или стебли тонки? Как тропы мои пыльны!
— Я любила, я любила. Потому и умерла. — Как заспорить с любой милой, Как сказать: — С ума сошла!
Снова сердце жаждет воли Ненавидеть и любить, Изнывать от горькой боли, Преходящей жизнью жить, Созидать
Я томился в чарах лунных, Были ясны лики дивных дев, И звучал на гуслях златострунных Сладостный напев.
Да здравствует Россия, Великая страна! Да здравствует Россия! Да славится она! Племён освободитель, Державный
При ясной луне, В туманном сиянии, Замок снится мне, И в парчовом одеянии Дева в окне. Лютни печальной
Настроений мимолётных Волны зыбкие бегут И стремлений безотчётных Пену мутную несут. Сменой их нетерпеливой
Моя верховная Воля Не знает внешней цели. Зачем же Адонаи Замыслил измену? Адонаи Взошел на престолы
Раб французский иль германский Все несет такой же гнет, Как в былые дни спартанский, Плетью движимый
Мерцает запах розы Жакмино, Который любит Михаил Кузмин. Огнем углей приветен мой камин. Благоухает роза Жакмино.
Лиловый очерк снежных гор В тумане тонет на закате. Душа тоскует об утрате. Лиловый очерк снежных гор
Либава, Либава, товарная душа! Воздвигла ты стены пленительных вилл, Но дух твой, Либава, товар задавил.
Торжественной праздности чадо, Утеха лачуг и палат, Смеяться и плакать ты радо, Созвучья бы только да лад.
Келья моя и тесна, и темна. Только и свету, что свечка одна. Полночи вещей я жду, чтоб гадания Снова
Ты пришла ко мне с набором Утомленно-сонных трав. Сок их сладок и лукав. Ты пришла ко мне с набором Трав
Не надо долгого веселья, Лишь забавляющего лень. Пусть размышлений строгих тень Перемежает нам веселья.
Вон там, за этою грядою, Должно быть, очень мило жить, Венки свивать и ворожить. За невысокою грядою
«И ты живёшь без идеала! Бесцельна жизнь, в груди тоска!» — Томясь печалью, ты сказала, И я почувствовал
Одно моё спасение В больной моей судьбе — Господне попечение О суетном рабе. Он голову склонённую Огнём
Безумно осмеянной жизни Свивается-ль, рвется ли нить, — Что можешь, что смеешь хранить В безумно-растоптанной жизни!
У меня сто тысяч теней. С ними дни я коротал, И менять их не устал. Вереницу легких теней Я гирляндами
Все, что вокруг себя знаю,— Только мистический круг. Сам ли себя замыкаю В темное зарево вьюг?
Душою чистой и незлобной Тебя Создатель наделил, Душой, мерцанью звёзд подобной Иль дыму жертвенных кадил.
Румяным утром Лиза, весела, Проснувшись рано, в лес одна пошла. Услышав пенье пташек по кустам, Искала
О владычица смерть, я роптал на тебя, Что ты, злая, царишь, всё земное губя. И пришла ты ко мне, и в
Ставит зачем-то пьесы одна другой хуже. Смотреть на них досадно, и жалко их вчуже. Взяли бы лучше в горничные
Я воскресенья не хочу, И мне совсем не надо рая, — Не опечалюсь, умирая, И никуда я не взлечу.
Бесстрастен свет с Маира, Безгрешен взор у жён, — В сиянии с Маира Великий праздник мира Отрадой окружён.
Обрыв из глины, Вверху — берёза да сосна. Река мелка, но гул стремнины Звучит, как мощная волна.
Какая нежная интимность — Туман, приникнувший к земле! Чуть слышны плески на весле. Какая нежная интимность!
Сны внезапно отлетели… Что ж так тихо всё вокруг? Отчего не на постели С нею мил-желанный друг?
Итальянец в красном жилете Для нас Sole mio пропел. За окном закат пламенел, Когда певец в красном жилете
Два солнца горят в небесах, Посменно возносятся лики Благого и злого владыки, То радость ликует, то страх.
Не с кольцом ли обручальным Ты вошла в его покой? Загорись огнём прощальным У него над головой.