Стихи Федора Тютчева
Пришлося кончить жизнь в овраге: Я слаб и стар — нет сил терпеть! «Пьет, верно», — скажут о бродяге
Сей день, я помню, для меня Был утром жизненного дня: Стояла молча предо мною, Вздымалась грудь ее волною
Kennst du das Land?..[1] Ты знаешь край, где мирт и лавр растет, Глубок и чист лазурный неба свод, Цветет
Я не ценю красот природы, Когда душа потрясена, Когда свинцовая невзгода Тмит бедный дух кошмаром сна.
Был день суда и осужденья – Тот роковой, бесповоротный день, Когда для вящего паденья На высшую вознесся
В душном воздуха молчанье, Как предчувствие грозы, Жарче роз благоуханье, Резче голос стрекозы… Чу!
Чему бы жизнь нас ни учила, Но сердце верит в чудеса: Есть нескудеющая сила, Есть и нетленная краса.
Хотел бы я, чтобы в своей могиле, Как нынче на своей кушетке, я лежал. Века бы за веками проходили, И
Ужасный сон отяготел над нами, Ужасный , безобразный сон: В крови до пят, мы бьёмся с мертвецами, Воскресшими
Ещё томлюсь тоской желаний, Еще стремлюсь к тебе душой — И в сумраке воспоминаний Еще ловлю я образ твой…
Снежок порхает, кружится, На улице бело. И превратились лужицы В холодное стекло. Где летом пели зяблики
Пятнадцать лет с тех пор минуло, Прошел событий целый ряд, Но вера нас не обманула — И севастопольского
Нас всех, собравшихся на общий праздник снова, Учило нынче нас евангельское слово В своей священной простоте
Нет веры к вымыслам чудесным, Рассудок все опустошил И, покорив законам тесным И воздух, и моря, и сушу
Бывают роковые дни Лютейшего телесного недуга И страшных нравственных тревог; И жизнь над нами тяготеет
Всесилен я и вместе слаб, Властитель я и вместе раб, Добро иль зло творю — о том не рассуждаю, Я много
Друг, откройся предо мною — Ты не призрак ли какой, Как выводит их порою Мозг поэта огневой!
Здесь, где так вяло свод небесный На Землю тощую глядит, — Здесь, погрузившись в сон железный, Усталая
Как ни дышит полдень знойный В растворенное окно, — В этой храмине спокойной, Где все тихо и темно, Где
Когда расстроенный кредит Не бьется кое-как, А просто на мели сидит, Сидит себе как рак,— Кто ж тут спасет
Вполне понятно мне значенье Твоей болезненной мечты, Твоя борьба, твое стремленье, Твое тревожное служенье
Недаром милосердым Богом Пугливой птичка создана — Спасенья верного залогом Ей робость чуткая дана.
Проходя свой путь по своду, Солнце знает ли о том, Что оно-то жизнь в природу Льет в сиянье золотом
Дни настают борьбы и торжества, Достигнет Русь завещанных границ, И будет старая Москва Новейшею из трех
Ты зрел его в кругу большого света — То своенравно-весел, то угрюм, Рассеян, дик иль полон тайных дум
И в нашей жизни повседневной Бывают радужные сны, В край незнакомый, в мир волшебный, И чуждый нам и
Как ни бесилося злоречье, Как ни трудилося над ней, Но этих глаз чистосердечье — Оно всех демонов сильней.
Чему молилась ты с любовью, Что как святыню берегла, Судьба людскому суесловью На поруганье предала.
Man muss die Slaven an die Mauer drucken * Они кричат, они грозятся: «Вот к стенке мы славян прижмём!
Из Шекспира Заревел голодный лев, И на месяц волк завыл; День с трудом преодолев, Бедный пахарь опочил.
Что за отчаянные крики, И гам, и трепетанье крыл? Кто этот гвалт безумно-дикий Так неуместно возбудил?
Люблю глаза твои, мой друг, С игрой иx пламенно-чудесной, Когда иx приподымешь вдруг И, словно молнией
Лист зеленеет молодой — Смотри, как листьем молодым Стоят обвеяны березы Воздушной зеленью сквозной
Все решено, и он спокоен, Он, претерпевший до конца,— Знать, он пред богом был достоин Другого, лучшего
La lyre d’Apollon, cet oracle des Dieux, N’est plus entre ses mains que la harpe d’Eole, Et sa pensee
Средь Рима древнего сооружалось зданье — То Нерон воздвигал дворец свой золотой; Под самою дворца гранитною
Как под сугробом снежным лени, Как околдованный зимой, Каким-то сном усопшей тени Я спал, зарытый, но живой!
Здесь некогда, могучий и прекрасный, Шумел и зеленел волшебный лес,— Не лес, а целый мир разнообразный
В кровавую бурю, сквозь бранное пламя, Предтеча спасенья — русское Знамя К бессмертной победе тебя провело.
Как дочь родную на закланье Агамемнон богам принес, Прося попутных бурь дыханья У негодующих небес, —
Когда-то я была майором, Тому уж много, много лет — И вы мне в будущем сулили Блеск генеральских эполет
На камень жизни роковой Природою заброшен Младенец пылкий и живой Играл — неосторожен, Но Муза сирого
Неверные преодолев пучины, Достиг пловец желанных берегов; И в пристани, окончив бег пустынный, С веселостью
По равнине вод лазурной Шли мы верною стезей, — Огнедышащий и бурный Уносил нас змей морской.
Пускай от зависти сердца зоилов ноют. Вольтер! Они тебе вреда не нанесут!.. Питомца своего Пиериды покроют
Флаги веют на Босфоре, Пушки празднично гремят, Небо ясно — блещет море И ликует Цареград. И недаром
Тому, кто с верой и любовью Служил земле своей родной — Служил ей мыслию и кровью, Служил ей словом и
Там, где с землею обгорелой Слился, как дым, небесный свод,- Там в беззаботности веселой Безумье жалкое живет.
Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья, И в оный час явлений и чудес Живая колесница мирозданья
Как летней иногда порою Вдруг птичка в комнату влетит, И жизнь и свет внесет с собою, Все огласит и озарит;