Стихи Федора Тютчева
Еще шумел веселый день, Толпами улица блистала, И облаков вечерних тень По светлым кровлям пролетала.
Тихо, мягко, над Украйной Обаятельною тайной Ночь июльская лежит — Небо так ушло глубоко, Звезды светят
Mobile comme l’onde[1] Ты, волна моя морская, Своенравная волна, Как, покоясь иль играя, Чудной жизни ты полна!
На ваши, братья, празднества?, Навстречу вашим ликованьям, Навстречу вам идет Москва С благоговейным
Две силы есть — две роковые силы, Всю жизнь свою у них мы под рукой, От колыбельных дней и до могилы
Я лютеран люблю богослуженье, Обряд их строгий, важный и простой — Сих голых стен, сей храмины пустой
Я знал её ещё тогда, В те баснословные года, Как перед утренним лучом Первоначальных дней звезда Уж тонет
Под дыханьем непогоды, Вздувшись, потемнели воды И подернулись свинцом — И сквозь глянец их суровый Вечер
Прекрасный день его на Западе исчез, Полнеба обхватив бессмертною зарею, А он, из глубины полуночных
О, не тревожь меня укорой справедливой! Поверь, из нас из двух завидней часть твоя: Ты любишь искренно
Как неразгаданная тайна, Живая прелесть дышит в ней — Мы смотрим с трепетом тревожным На тихий свет ее очей.
И море, и буря качали наш челн; Я, сонный, был предан всей прихоти волн. Две беспредельности были во
Вас развратило Самовластье, И меч его вас поразил, — И в неподкупном беспристрастье Сей приговор Закон скрепил.
Des premiers ans de votre vie Que j’aime a remonter le cours, Ecoutant d’une ame ravie Ces recits, les
Как медлит путника вниманье На хладных камнях гробовых, Так привлечет друзей моих Руки знакомой начертанье!
О, в эти дни — дни роковые, Дни испытаний и утрат — Отраден будь для ней возврат В места, душе ее родные!
День православного Востока, Святись, святись, великий день, Разлей свой благовест широко И всю Россию им одень.
Кто Время и Вечность В себе совместил, От всякого горя Себя оградил.
Как верно здравый смысл народа Значенье слов определил — Недаром, видно, от «ухода» Он вывел слово «уходил»…
Когда в кругу убийственных забот Нам все мерзит — и жизнь, как камней груда, Лежит на нас, — вдруг, знает
Сентябрь холодный бушевал, С деревьев ржавый лист валился, День потухающий дымился, Сходила ночь, туман вставал.
Не знаешь, что лестней для мудрости людской: Иль вавилонский столп немецкого единства — Или французского
Себя, друзья, морочите вы грубо — Велик с Россией ваш разлад. Куда вам в члены Английских палат?
Пришлося кончить жизнь в овраге: Я слаб и стар — нет сил терпеть! «Пьет, верно», — скажут о бродяге
Сей день, я помню, для меня Был утром жизненного дня: Стояла молча предо мною, Вздымалась грудь ее волною
Kennst du das Land?..[1] Ты знаешь край, где мирт и лавр растет, Глубок и чист лазурный неба свод, Цветет
Я не ценю красот природы, Когда душа потрясена, Когда свинцовая невзгода Тмит бедный дух кошмаром сна.
Был день суда и осужденья – Тот роковой, бесповоротный день, Когда для вящего паденья На высшую вознесся
В душном воздуха молчанье, Как предчувствие грозы, Жарче роз благоуханье, Резче голос стрекозы… Чу!
Чему бы жизнь нас ни учила, Но сердце верит в чудеса: Есть нескудеющая сила, Есть и нетленная краса.
Хотел бы я, чтобы в своей могиле, Как нынче на своей кушетке, я лежал. Века бы за веками проходили, И
Ужасный сон отяготел над нами, Ужасный , безобразный сон: В крови до пят, мы бьёмся с мертвецами, Воскресшими
Ещё томлюсь тоской желаний, Еще стремлюсь к тебе душой — И в сумраке воспоминаний Еще ловлю я образ твой…
Снежок порхает, кружится, На улице бело. И превратились лужицы В холодное стекло. Где летом пели зяблики
Пятнадцать лет с тех пор минуло, Прошел событий целый ряд, Но вера нас не обманула — И севастопольского
Нас всех, собравшихся на общий праздник снова, Учило нынче нас евангельское слово В своей священной простоте
Нет веры к вымыслам чудесным, Рассудок все опустошил И, покорив законам тесным И воздух, и моря, и сушу
Бывают роковые дни Лютейшего телесного недуга И страшных нравственных тревог; И жизнь над нами тяготеет
Всесилен я и вместе слаб, Властитель я и вместе раб, Добро иль зло творю — о том не рассуждаю, Я много
Друг, откройся предо мною — Ты не призрак ли какой, Как выводит их порою Мозг поэта огневой!
Здесь, где так вяло свод небесный На Землю тощую глядит, — Здесь, погрузившись в сон железный, Усталая
Как ни дышит полдень знойный В растворенное окно, — В этой храмине спокойной, Где все тихо и темно, Где
Когда расстроенный кредит Не бьется кое-как, А просто на мели сидит, Сидит себе как рак,— Кто ж тут спасет
Вполне понятно мне значенье Твоей болезненной мечты, Твоя борьба, твое стремленье, Твое тревожное служенье
Недаром милосердым Богом Пугливой птичка создана — Спасенья верного залогом Ей робость чуткая дана.
Проходя свой путь по своду, Солнце знает ли о том, Что оно-то жизнь в природу Льет в сиянье золотом
Дни настают борьбы и торжества, Достигнет Русь завещанных границ, И будет старая Москва Новейшею из трех
Ты зрел его в кругу большого света — То своенравно-весел, то угрюм, Рассеян, дик иль полон тайных дум
И в нашей жизни повседневной Бывают радужные сны, В край незнакомый, в мир волшебный, И чуждый нам и
Как ни бесилося злоречье, Как ни трудилося над ней, Но этих глаз чистосердечье — Оно всех демонов сильней.