Грустные стихи
По набережным, где седые деревья По следу Офелий… (Она ожерелья Сняла, — не наряженной же умирать!
Расстались мы; на миг очарованьем, На краткий миг была мне жизнь моя; Словам любви внимать не буду я
Ну что же, можешь покинуть, можешь со мной расстаться,— из моего богатства ничего другой не отдастся.
Мой любимый мне шлет За отказом отказ… Я уж больше не жду — Он все шлет… И болотная зелень идет мимо
Входя будить меня с утра, Кого ты видишь, медсестра? Старик капризный, по привычке Ещё живущий кое-как
Волненьем жизни утомленный, Оставя заблуждений путь, Я сердцем алчу отдохнуть, И близ тебя, мой друг
Чем безнадежнее и строже Года разъединяют нас, Тем сердцу моему дороже, Дитя, с тобой крылатый час.
Слёзы? Мы плачем о тёмной передней, Где канделябра никто не зажёг; Плачем о том, что на крыше соседней
Ночи без любимого — и ночи С нелюбимым, и большие звезды Над горячей головой, и руки, Простирающиеся
Не сули мне золотые горы, годы жизни доброй не сули. Я тебя покину очень скоро по закону матери-земли.
И не было встреч, а разлука Как лезвие в сердце вошла. Без зова вошла и без стука — Умна, осторожна и зла.
Вы бродили с мамой на лугу И тебе она шепнула: «Милый! Кончен день, и жить во мне нет силы.
Скандалов, как огня, она боится, Усталая, стареющая мать … Ссутулившись, всегда на помощь мчится, Готова
Один, один остался я, Пиры, любовницы, друзья Исчезли с легкими мечтами, — Померкла молодость моя С ее
Ещё весна,- как будто неземной Какой-то дух ночным владеет садом. Иду я молча,- медленно и рядом Мой
Я в детстве бросил рисовать. Кто в этом виноват? Хочу виновника назвать: Мой милый младший брат.
Мне о любви твердила ты шутя И холодно сознаться можешь в этом. Я исцелен; нет, нет, я не дитя!
Не охладела, нет, скрываю грусть. Не разлюбила,— просто прячу ревность. Не огорчайся, скоро я вернусь.
К Тебе, к Тебе одной взываю я из бездны, В которую душа низринута моя… Вокруг меня — тоски свинцовые
Когда ты была во мне точкой (отец твой тогда настаивал), мы думали о тебе, дочка,— оставить или не оставить?
Лежали в больнице в палате одной Два тяжко больных человека Один у окошка лежал, а другой — У двери
. . . . . . . Сокрылся он, Любви, забав питомец нежный; Кругом его глубокий сон И хлад могилы безмятежной…
Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума; Нет, легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим
Смех, веселье, радость — У него всё было, Но, как говорится, жадность Фраера сгубила… У него — и то
Уноси мое сердце в звенящую даль, Где как месяц за рощей печаль; В этих звуках на жаркие слезы твои Кротко
Открываю томик одинокий — томик в переплёте полинялом. Человек писал вот эти строки. Я не знаю, для кого писал он.
Повторю в канун разлуки, Под конец любви, Что любила эти руки Властные твои И глаза — кого — кого-то
Какая грусть! Конец аллеи Опять с утра исчез в пыли, Опять серебряные змеи Через сугробы поползли.
На небесах живут родные души, Стараются нас оградить от бед. Их надо научиться только слушать, Мы сможем
Как грустны сумрачные дни Беззвучной осени и хладной! Какой истомой безотрадной К нам в душу просятся они!
Мне гидролог говорит: — Смотри! Глубина сто девяносто три!- Ох, и надоела мне одна не меняющаяся глубина!
Шёл я, брёл я, наступал то с пятки, то с носка. Чувствую — дышу и хорошею… Вдруг тоска змеиная, зелёная
Долго снились мне вопли рыданий твоих,- То был голос обиды, бессилия плач; Долго, долго мне снился тот
Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали
О, дай мне насмотреться на тебя! Давно в душе обид затихли звуки Пусть в ста шагах, пусть — рядом, но
В чём отказала я тебе, скажи? Ты целовать просил — я целовала. Ты лгать просил,— как помнишь, и во лжи
На заре ты её не буди, На заре она сладко так спит; Утро дышит у ней на груди, Ярко пышет на ямках ланит.
Всё было не так, как хотелось вначале, Хоть было всё как у людей, Но вот почему-то подолгу молчали, И
Что с тобой, скажи мне, братец? Бледен ты, как святотатец, Волоса стоят горой! Или с девой молодой Пойман
Как часто лежу я без сна в темноте, и всё представляются мне та светлая речка и елочки те в далекой лесной стороне.
Все в жертву памяти твоей: И голос лиры вдохновенной, И слезы девы воспаленной, И трепет ревности моей
Сутки с тобою, месяцы — врозь… Спервоначалу так повелось. Уходишь, приходишь, и снова, и снова прощаешься
Зачем я ею очарован? Зачем расстаться должен с ней? Когда б я не был избалован Цыганской жизнию моей
В день холодный, в день осенний Я вернусь туда опять Вспомнить этот вздох весенний, Прошлый образ увидать.
Тебе на память в книге сей Стихи пишу я с думой смутной. Увы! в обители твоей Я, может статься, гость минутный!
Сижу задумчив и один, На потухающий камин Сквозь слёз гляжу… С тоскою мыслю о былом И слов в унынии моём
Над синевою подмосковных рощ Накрапывает колокольный дождь. Бредут слепцы калужскою дорогой, — Калужской
Не боюсь, что ты меня оставишь для какой-то женщины другой, а боюсь я, что однажды станешь ты таким же
Почему говорится: «Его не стало», если мы ощущаем его непрестанно, если любим его, вспоминаем, если —
Я уезжаю. Замирает В устах обычное: прости. Куда судьба меня кидает? Куда мне грусть мою нести?