Стихи Ильи Сельвинского

Среди цветов малокровных, Теряющих к осени краски, Пылает поздний шиповник, Шипящий, закатно-красный.

Толпа раскололась на множество группок. И, заглушая трамвайный вой, Три битюга в раскормленных крупах

Не знаю, как кому, а мне Для счастья нужно очень мало: Чтоб ты приснилась мне во сне И рук своих не отнимала

Женщины коричневого глянца, Словно котики на Командорах, Бережно детенышей пасут. Я лежу один в спортивной

У акулы плечи, словно струи, Светятся в голубоватой глуби; У акулы маленькие губы, Сложенные будто в поцелуе;

Твой вкус, вероятно, излишне тонок: Попроще хотят. Поярче хотят. И ты работаешь, гадкий утенок, Среди

Бессмертья нет. А слава только дым, И надыми хоть на сто поколений, Но где-нибудь ты сменишься другим

Молодость проходит, говорят. Нет, неправда — красота проходит: Вянут веки, губы не горят, Поясницу ломит

Граждане! Минутка прозы: Мы в березах — ни аза! Вы видали у березы Деревянные глаза? Да, глаза!

Ах, что ни говори, а молодость прошла… Еще я женщинам привычно улыбаюсь, Еще лоснюсь пером могучего крыла

Я мог бы вот так: усесться против И всё глядеть на тебя и глядеть, Всё бытовое откинув, бросив, Забыв

Вот она, моя тихая пристань, Берег письменного стола… Шел я в жизни, бывало, на приступ, Прогорал на

Не верьте моим фотографиям. Все фото на свете — ложь. Да, я не выгляжу графом, На бурлака непохож.

Дуэль… Какая к черту здесь дуэль? На поединке я по крайней мере Увидел бы перед собою цель И, глубину

Вылетишь утром на воз-дух, Ветром целуя жен-щин,- Смех, как ядреный жем-чуг, Прыгает в зубы, в ноз-дри…

Эх вы, кони-звери, Звери-кони, эх! Черные да Серый, Да медвежий мех… Там, за белой пылью, В замети скользя

Николаю Асееву Над рекой-красавицей птица не воркует — Голос пулемета заменил дрозда. Там моя заботушка

Читаю Шопенгауэра. Старик, Грустя, считает женскую природу Трагической. Философ ошибался: В нем говорил

Завещаю вам, мои потомки: Критики пусть хают и свистят, Но литературные подонки, Лезущие в мой заветный

Что б ни случилось — помни одно: Стих — тончайший громоотвод! Любишь стихи — не сорвешься на дно: Поэзия

Ты не от женщины родилась: Бор породил тебя по весне, Вешнего неба русская вязь, Озеро, тающее в светизне…

Поэзия! Не шутки ради Над рифмой бьешься взаперти, Как это делают в шараде, Чтоб только время провести. Поэзия!

Мечта моей ты юности, Легенда моей старости! Но как не пригорюниться В извечной думе-наросте О том, что

Годами голодаю по тебе. С мольбой о недоступном засыпаю, Проснусь — и в затухающей мольбе Прислушиваюсь

Пять миллионов душ в Москве, И где-то меж ними одна. Площадь. Парк. Улица. Сквер. Она? Нет, не она.

Огоньки на горизонте светятся. Там в тумане утреннего сна Опочило королевство Швеция, Говорят, уютная страна.

Пускай не все решены задачи И далеко не закончен бой — Бывает такое чувство удачи, Звериности сил, упоенья

Республику свою мы знаем плохо. Кто, например, слыхал про Кокчетав? А в нем сейчас дыхание пролога!

О, этот мир, где лучшие предметы Осуждены на худшую судьбу… Шекспир Пролетели золотые годы, Серебрятся

Обычным утром в январе, Когда синё от снежной пыли, Мне ящерицу в янтаре На стол рабочий положили.

Есть вещи, знаменующие время. Скажи, допустим, слово «броневик» — И пред тобой гражданская, да Кремль

Еще не расцвел над степью восток, Но не дождаться утра — И рупор сказал, скрывая восторг: «Внимание, трактора!

Я говорю: «пошел», «бродил», А ты: «пошла», «бродила». И вдруг как будто веяньем крыл Меня осенило!

Каждый день как с бою добыт. Кто из нас не рыдал в ладони? И кого не гонял следопыт В тюрьме ли, в быту

Я в этом городе сидел в тюрьме. Мой каземат — четыре на три. Все же Мне сквозь решетку было слышно море

Можно делать дело с подлецом: Никогда подлец не обморочит, Если только знать, чего он хочет, И всегда

Имя ее вкраплено в набор — «социализм», Фамилия рифмуется со словом «революция». Этой шарадой начинается

Шахматные кони карусели Пятнами сверкают предо мной. Странно это круглое веселье В суетной окружности земной.

Весною телеграфные столбы Припоминают, что они — деревья. Весною даже общества столпы Низринулись бы

Трижды женщина его бросала, Трижды возвращалась. На четвертый Он сказал ей грубо: «Нету сала, Кошка съела.

Обдымленный, но избежавший казни, Дыша боками, вышел из тайги. Зеленой гривой* он повел шаги, Заиндевевший.

Белая-белая хата, Синий, как море, день. Из каски клюют цыплята Какую-то дребедень. Вполне знакомая каска

Как впаянный в льдину мамонт, Дрейфую, серебряно-бурый. Стихи мои точно пергамент Забытой, но мощной культуры.

Одиннадцать било. Часики сверь В кают-компании с цифрами диска. Солнца нет. Но воздух не сер: Туман пронизан

Уронила девушка перчатку И сказала мне: «Благодарю». Затомило жалостно и сладко Душу обреченную мою.

Борису Слуцкому В этот день в синагоге Мало кто думал о боге. Здесь плакали, рыдали, Рвали ворот на вые

За что я родину люблю? За то ли, что шумят дубы? Иль потому, что в ней ловлю Черты и собственной судьбы?

В роще убили белку, Была эта белка — мать. Остались бельчата мелкие, Что могут они понимать?

Здесь чешуя, перо и мех, Здесь стон, рычанье, хохот, выкрик, Но потрясает больше всех Философическое

Каждому мужчине столько лет, Сколько женщине, какой он близок. Человек устал. Он полусед. Лоб его в предательских зализах.