Стихи Ильи Сельвинского
Политик не тот, кто зычно командует ротой, Не тот, кто усвоил маневренное мастерство,- Ленин, как врач
Кто не знает музыки степей? Это ветер позвонит бурьяном, Это заскрежещет скарабей, Перепел пройдется
Правду не надо любить: надо жить ею. Воспитанный разнообразным чтивом, Ученье схватывая на лету, Ты можешь
1 Я с тоской, Как с траурным котом, День-деньской Гляжу на старый дом, До зари В стакан гремит струя
Что мне в даровании поэта, Если ты к поэзии глуха, Если для тебя культура эта — Что-то вроде школьного греха;
Новаторство всегда безвкусно, А безупречны эпигоны: Для этих гавриков искусство — Всегда каноны да иконы.
Среди цветов малокровных, Теряющих к осени краски, Пылает поздний шиповник, Шипящий, закатно-красный.
Толпа раскололась на множество группок. И, заглушая трамвайный вой, Три битюга в раскормленных крупах
Не знаю, как кому, а мне Для счастья нужно очень мало: Чтоб ты приснилась мне во сне И рук своих не отнимала
Женщины коричневого глянца, Словно котики на Командорах, Бережно детенышей пасут. Я лежу один в спортивной
У акулы плечи, словно струи, Светятся в голубоватой глуби; У акулы маленькие губы, Сложенные будто в поцелуе;
Твой вкус, вероятно, излишне тонок: Попроще хотят. Поярче хотят. И ты работаешь, гадкий утенок, Среди
Бессмертья нет. А слава только дым, И надыми хоть на сто поколений, Но где-нибудь ты сменишься другим
Молодость проходит, говорят. Нет, неправда — красота проходит: Вянут веки, губы не горят, Поясницу ломит
Граждане! Минутка прозы: Мы в березах — ни аза! Вы видали у березы Деревянные глаза? Да, глаза!
Ах, что ни говори, а молодость прошла… Еще я женщинам привычно улыбаюсь, Еще лоснюсь пером могучего крыла
Я мог бы вот так: усесться против И всё глядеть на тебя и глядеть, Всё бытовое откинув, бросив, Забыв
Вот она, моя тихая пристань, Берег письменного стола… Шел я в жизни, бывало, на приступ, Прогорал на
Не верьте моим фотографиям. Все фото на свете — ложь. Да, я не выгляжу графом, На бурлака непохож.
Дуэль… Какая к черту здесь дуэль? На поединке я по крайней мере Увидел бы перед собою цель И, глубину
Вылетишь утром на воз-дух, Ветром целуя жен-щин,- Смех, как ядреный жем-чуг, Прыгает в зубы, в ноз-дри…
Эх вы, кони-звери, Звери-кони, эх! Черные да Серый, Да медвежий мех… Там, за белой пылью, В замети скользя
Николаю Асееву Над рекой-красавицей птица не воркует — Голос пулемета заменил дрозда. Там моя заботушка
Читаю Шопенгауэра. Старик, Грустя, считает женскую природу Трагической. Философ ошибался: В нем говорил
Завещаю вам, мои потомки: Критики пусть хают и свистят, Но литературные подонки, Лезущие в мой заветный
Что б ни случилось — помни одно: Стих — тончайший громоотвод! Любишь стихи — не сорвешься на дно: Поэзия
Ты не от женщины родилась: Бор породил тебя по весне, Вешнего неба русская вязь, Озеро, тающее в светизне…
Поэзия! Не шутки ради Над рифмой бьешься взаперти, Как это делают в шараде, Чтоб только время провести. Поэзия!
Мечта моей ты юности, Легенда моей старости! Но как не пригорюниться В извечной думе-наросте О том, что
Годами голодаю по тебе. С мольбой о недоступном засыпаю, Проснусь — и в затухающей мольбе Прислушиваюсь
Пять миллионов душ в Москве, И где-то меж ними одна. Площадь. Парк. Улица. Сквер. Она? Нет, не она.