Стихи Ильи Сельвинского

Эх вы, кони-звери, Звери-кони, эх! Черные да Серый, Да медвежий мех… Там, за белой пылью, В замети скользя

Николаю Асееву Над рекой-красавицей птица не воркует — Голос пулемета заменил дрозда. Там моя заботушка

Читаю Шопенгауэра. Старик, Грустя, считает женскую природу Трагической. Философ ошибался: В нем говорил

Завещаю вам, мои потомки: Критики пусть хают и свистят, Но литературные подонки, Лезущие в мой заветный

Что б ни случилось — помни одно: Стих — тончайший громоотвод! Любишь стихи — не сорвешься на дно: Поэзия

Ты не от женщины родилась: Бор породил тебя по весне, Вешнего неба русская вязь, Озеро, тающее в светизне…

Поэзия! Не шутки ради Над рифмой бьешься взаперти, Как это делают в шараде, Чтоб только время провести. Поэзия!

Мечта моей ты юности, Легенда моей старости! Но как не пригорюниться В извечной думе-наросте О том, что

Годами голодаю по тебе. С мольбой о недоступном засыпаю, Проснусь — и в затухающей мольбе Прислушиваюсь

Пять миллионов душ в Москве, И где-то меж ними одна. Площадь. Парк. Улица. Сквер. Она? Нет, не она.

Огоньки на горизонте светятся. Там в тумане утреннего сна Опочило королевство Швеция, Говорят, уютная страна.

Пускай не все решены задачи И далеко не закончен бой — Бывает такое чувство удачи, Звериности сил, упоенья

Республику свою мы знаем плохо. Кто, например, слыхал про Кокчетав? А в нем сейчас дыхание пролога!

О, этот мир, где лучшие предметы Осуждены на худшую судьбу… Шекспир Пролетели золотые годы, Серебрятся

Обычным утром в январе, Когда синё от снежной пыли, Мне ящерицу в янтаре На стол рабочий положили.

Есть вещи, знаменующие время. Скажи, допустим, слово «броневик» — И пред тобой гражданская, да Кремль

Еще не расцвел над степью восток, Но не дождаться утра — И рупор сказал, скрывая восторг: «Внимание, трактора!

Я говорю: «пошел», «бродил», А ты: «пошла», «бродила». И вдруг как будто веяньем крыл Меня осенило!

Каждый день как с бою добыт. Кто из нас не рыдал в ладони? И кого не гонял следопыт В тюрьме ли, в быту

Я в этом городе сидел в тюрьме. Мой каземат — четыре на три. Все же Мне сквозь решетку было слышно море

Можно делать дело с подлецом: Никогда подлец не обморочит, Если только знать, чего он хочет, И всегда

Имя ее вкраплено в набор — «социализм», Фамилия рифмуется со словом «революция». Этой шарадой начинается

Шахматные кони карусели Пятнами сверкают предо мной. Странно это круглое веселье В суетной окружности земной.

Весною телеграфные столбы Припоминают, что они — деревья. Весною даже общества столпы Низринулись бы

Трижды женщина его бросала, Трижды возвращалась. На четвертый Он сказал ей грубо: «Нету сала, Кошка съела.

Обдымленный, но избежавший казни, Дыша боками, вышел из тайги. Зеленой гривой* он повел шаги, Заиндевевший.

Белая-белая хата, Синий, как море, день. Из каски клюют цыплята Какую-то дребедень. Вполне знакомая каска

Как впаянный в льдину мамонт, Дрейфую, серебряно-бурый. Стихи мои точно пергамент Забытой, но мощной культуры.

Одиннадцать било. Часики сверь В кают-компании с цифрами диска. Солнца нет. Но воздух не сер: Туман пронизан

Уронила девушка перчатку И сказала мне: «Благодарю». Затомило жалостно и сладко Душу обреченную мою.

Борису Слуцкому В этот день в синагоге Мало кто думал о боге. Здесь плакали, рыдали, Рвали ворот на вые

За что я родину люблю? За то ли, что шумят дубы? Иль потому, что в ней ловлю Черты и собственной судьбы?

В роще убили белку, Была эта белка — мать. Остались бельчата мелкие, Что могут они понимать?

Здесь чешуя, перо и мех, Здесь стон, рычанье, хохот, выкрик, Но потрясает больше всех Философическое

Каждому мужчине столько лет, Сколько женщине, какой он близок. Человек устал. Он полусед. Лоб его в предательских зализах.

Взлетел расщепленный вагон! Пожары… Беженцы босые… И снова по уши в огонь Вплываем мы с тобой, Россия.

Если умру я, если исчезну, Ты не заплачешь. Ты б не смогла. Я в твоей жизни, говоря честно, Не занимаю

Так и буду жить. Один меж прочих. А со мной отныне на года Вечное круженье этих строчек И глухонемое

Полюбил я тишину читален. Прихожу, сажусь себе за книгу И тихонько изучаю Таллин, Чтоб затем по очереди Ригу.

Хорошо, когда для счастья есть причина: Будь то выигрыш ли, повышенье чина, Отомщение, хранящееся в тайне

Я испытал и славу и бесславье, Я пережил и войны и любовь; Со мной играли в кости югославы, Мне песни

В темном поле ходят маяки Золотые, яркие такие, В ходе соблюдая мастерски Планировок линии тугие.

Имя твое шепчу неустанно, Шепчу неустанно имя твое. Магнитной волной через воды и страны Летит иностранное имя твое.

В огромной раме жирный Рубенс Шумит плесканием наяд — Их непомерный голос трубен, Речная пена их наряд.

Черноглазая казачка Подковала мне коня, Серебро с меня спросила, Труд не дорого ценя. — Как зовут тебя, молодка?

Когда в кавказском кавполку я вижу казака На белоногом скакуне гнедого косяка, В черкеске с красною душой

1 В рыжем лесу звериный рев: Изюбрь окликает коров, Другой с коронованной головой Отзывается воем на

Я часто думаю: красивая ли ты? Не знаю, но краса с тобою не сравнится! В тебе есть то, что выше красоты

В скверике, на море, Там, где вокзал, Бронзой на мраморе Ленин стоял. Вытянув правую Руку вперед, В даль

Сирень в стакане томится у шторки, Туманная да крестастая, Сирень распушила свои пятерки, Вывела все