Стихи Ильи Сельвинского

Обдымленный, но избежавший казни, Дыша боками, вышел из тайги. Зеленой гривой* он повел шаги, Заиндевевший.

Белая-белая хата, Синий, как море, день. Из каски клюют цыплята Какую-то дребедень. Вполне знакомая каска

Как впаянный в льдину мамонт, Дрейфую, серебряно-бурый. Стихи мои точно пергамент Забытой, но мощной культуры.

Одиннадцать било. Часики сверь В кают-компании с цифрами диска. Солнца нет. Но воздух не сер: Туман пронизан

Уронила девушка перчатку И сказала мне: «Благодарю». Затомило жалостно и сладко Душу обреченную мою.

Борису Слуцкому В этот день в синагоге Мало кто думал о боге. Здесь плакали, рыдали, Рвали ворот на вые

За что я родину люблю? За то ли, что шумят дубы? Иль потому, что в ней ловлю Черты и собственной судьбы?

В роще убили белку, Была эта белка — мать. Остались бельчата мелкие, Что могут они понимать?

Здесь чешуя, перо и мех, Здесь стон, рычанье, хохот, выкрик, Но потрясает больше всех Философическое

Каждому мужчине столько лет, Сколько женщине, какой он близок. Человек устал. Он полусед. Лоб его в предательских зализах.

Взлетел расщепленный вагон! Пожары… Беженцы босые… И снова по уши в огонь Вплываем мы с тобой, Россия.

Если умру я, если исчезну, Ты не заплачешь. Ты б не смогла. Я в твоей жизни, говоря честно, Не занимаю

Так и буду жить. Один меж прочих. А со мной отныне на года Вечное круженье этих строчек И глухонемое

Полюбил я тишину читален. Прихожу, сажусь себе за книгу И тихонько изучаю Таллин, Чтоб затем по очереди Ригу.

Хорошо, когда для счастья есть причина: Будь то выигрыш ли, повышенье чина, Отомщение, хранящееся в тайне

Я испытал и славу и бесславье, Я пережил и войны и любовь; Со мной играли в кости югославы, Мне песни

В темном поле ходят маяки Золотые, яркие такие, В ходе соблюдая мастерски Планировок линии тугие.

Имя твое шепчу неустанно, Шепчу неустанно имя твое. Магнитной волной через воды и страны Летит иностранное имя твое.

В огромной раме жирный Рубенс Шумит плесканием наяд — Их непомерный голос трубен, Речная пена их наряд.

Черноглазая казачка Подковала мне коня, Серебро с меня спросила, Труд не дорого ценя. — Как зовут тебя, молодка?

Когда в кавказском кавполку я вижу казака На белоногом скакуне гнедого косяка, В черкеске с красною душой

1 В рыжем лесу звериный рев: Изюбрь окликает коров, Другой с коронованной головой Отзывается воем на

Я часто думаю: красивая ли ты? Не знаю, но краса с тобою не сравнится! В тебе есть то, что выше красоты

В скверике, на море, Там, где вокзал, Бронзой на мраморе Ленин стоял. Вытянув правую Руку вперед, В даль

Сирень в стакане томится у шторки, Туманная да крестастая, Сирень распушила свои пятерки, Вывела все

А я любя был глуп и нем. Александр Пушкин Душевные страдания как гамма: У каждого из них своя струна.

Никогда не перестану удивляться Девушкам и цветам! Эта утренняя прохладца По белым и розовым кустам…

Позови меня, позови меня, Позови меня, позови меня! Если вспрыгнет на плечи беда, Не какая-нибудь, а

Был я однажды счастливым: Газеты меня возносили. Звон с золотым отливом Плыл обо мне по России.

На скамейке звездного бульвара Я сижу, как демон, одинок. Каждая смеющаяся пара Для меня — отравленный клинок.

Можно не слушать народных сказаний, Не верить газетным столбцам, Но я это видел. Своими глазами. Понимаете?

Обыватель верит моде: Кто в рекламе, тот и витязь. Сорок фото на комоде: «Прорицатель», «Ясновидец»!

Не я выбираю читателя. Он. Он достает меня с полки. Оттого у соседа тираж — миллион. У меня ж одинокие

Да, молодость прошла. Хоть я весной Люблю бродить по лужам средь березок, Чтобы увидеть, как зеленым

Мы начинаем с тобой стареть, Спутница дорогая моя… В зеркало вглядываешься острей, Боль от самой себя

Политик не тот, кто зычно командует ротой, Не тот, кто усвоил маневренное мастерство,- Ленин, как врач

Кто не знает музыки степей? Это ветер позвонит бурьяном, Это заскрежещет скарабей, Перепел пройдется

Правду не надо любить: надо жить ею. Воспитанный разнообразным чтивом, Ученье схватывая на лету, Ты можешь

1 Я с тоской, Как с траурным котом, День-деньской Гляжу на старый дом, До зари В стакан гремит струя

Что мне в даровании поэта, Если ты к поэзии глуха, Если для тебя культура эта — Что-то вроде школьного греха;

Новаторство всегда безвкусно, А безупречны эпигоны: Для этих гавриков искусство — Всегда каноны да иконы.

Среди цветов малокровных, Теряющих к осени краски, Пылает поздний шиповник, Шипящий, закатно-красный.

Толпа раскололась на множество группок. И, заглушая трамвайный вой, Три битюга в раскормленных крупах

Не знаю, как кому, а мне Для счастья нужно очень мало: Чтоб ты приснилась мне во сне И рук своих не отнимала

Женщины коричневого глянца, Словно котики на Командорах, Бережно детенышей пасут. Я лежу один в спортивной

У акулы плечи, словно струи, Светятся в голубоватой глуби; У акулы маленькие губы, Сложенные будто в поцелуе;

Твой вкус, вероятно, излишне тонок: Попроще хотят. Поярче хотят. И ты работаешь, гадкий утенок, Среди

Бессмертья нет. А слава только дым, И надыми хоть на сто поколений, Но где-нибудь ты сменишься другим

Молодость проходит, говорят. Нет, неправда — красота проходит: Вянут веки, губы не горят, Поясницу ломит

Граждане! Минутка прозы: Мы в березах — ни аза! Вы видали у березы Деревянные глаза? Да, глаза!