Стихи Ильи Сельвинского
Что б ни случилось — помни одно: Стих — тончайший громоотвод! Любишь стихи — не сорвешься на дно: Поэзия
Ты не от женщины родилась: Бор породил тебя по весне, Вешнего неба русская вязь, Озеро, тающее в светизне…
Поэзия! Не шутки ради Над рифмой бьешься взаперти, Как это делают в шараде, Чтоб только время провести. Поэзия!
Мечта моей ты юности, Легенда моей старости! Но как не пригорюниться В извечной думе-наросте О том, что
Годами голодаю по тебе. С мольбой о недоступном засыпаю, Проснусь — и в затухающей мольбе Прислушиваюсь
Пять миллионов душ в Москве, И где-то меж ними одна. Площадь. Парк. Улица. Сквер. Она? Нет, не она.
Огоньки на горизонте светятся. Там в тумане утреннего сна Опочило королевство Швеция, Говорят, уютная страна.
Пускай не все решены задачи И далеко не закончен бой — Бывает такое чувство удачи, Звериности сил, упоенья
Республику свою мы знаем плохо. Кто, например, слыхал про Кокчетав? А в нем сейчас дыхание пролога!
О, этот мир, где лучшие предметы Осуждены на худшую судьбу… Шекспир Пролетели золотые годы, Серебрятся
Обычным утром в январе, Когда синё от снежной пыли, Мне ящерицу в янтаре На стол рабочий положили.
Есть вещи, знаменующие время. Скажи, допустим, слово «броневик» — И пред тобой гражданская, да Кремль
Еще не расцвел над степью восток, Но не дождаться утра — И рупор сказал, скрывая восторг: «Внимание, трактора!
Я говорю: «пошел», «бродил», А ты: «пошла», «бродила». И вдруг как будто веяньем крыл Меня осенило!
Каждый день как с бою добыт. Кто из нас не рыдал в ладони? И кого не гонял следопыт В тюрьме ли, в быту
Я в этом городе сидел в тюрьме. Мой каземат — четыре на три. Все же Мне сквозь решетку было слышно море
Можно делать дело с подлецом: Никогда подлец не обморочит, Если только знать, чего он хочет, И всегда
Имя ее вкраплено в набор — «социализм», Фамилия рифмуется со словом «революция». Этой шарадой начинается
Шахматные кони карусели Пятнами сверкают предо мной. Странно это круглое веселье В суетной окружности земной.
Весною телеграфные столбы Припоминают, что они — деревья. Весною даже общества столпы Низринулись бы
Трижды женщина его бросала, Трижды возвращалась. На четвертый Он сказал ей грубо: «Нету сала, Кошка съела.
Обдымленный, но избежавший казни, Дыша боками, вышел из тайги. Зеленой гривой* он повел шаги, Заиндевевший.
Белая-белая хата, Синий, как море, день. Из каски клюют цыплята Какую-то дребедень. Вполне знакомая каска
Как впаянный в льдину мамонт, Дрейфую, серебряно-бурый. Стихи мои точно пергамент Забытой, но мощной культуры.
Одиннадцать било. Часики сверь В кают-компании с цифрами диска. Солнца нет. Но воздух не сер: Туман пронизан
Уронила девушка перчатку И сказала мне: «Благодарю». Затомило жалостно и сладко Душу обреченную мою.
Борису Слуцкому В этот день в синагоге Мало кто думал о боге. Здесь плакали, рыдали, Рвали ворот на вые
За что я родину люблю? За то ли, что шумят дубы? Иль потому, что в ней ловлю Черты и собственной судьбы?
В роще убили белку, Была эта белка — мать. Остались бельчата мелкие, Что могут они понимать?
Здесь чешуя, перо и мех, Здесь стон, рычанье, хохот, выкрик, Но потрясает больше всех Философическое
Каждому мужчине столько лет, Сколько женщине, какой он близок. Человек устал. Он полусед. Лоб его в предательских зализах.