Стихи Иосифа Бродского
Из слез, дистиллированных зрачком, гортань мне омывающих, наружу не пущенных и там, под мозжечком, образовавших
Я начинаю год, и рвет огонь на пустыре иссохшей елки остов — обглоданного окуня скелет! И к небу рвется
Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать. Твой фасад темно-синий
Только пепел знает, что значит сгореть дотла. Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед: не все уносимо
Ничто не стоит сожалений, люби, люби, а все одно, — знакомств, любви и поражений нам переставить не дано.
Возвратится на Родину. Ну, что ж? Глядя вокруг, кому ещё ты нужен, Кому теперь в друзья ты попадёшь.
I Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река высовывалась бы из-под моста, как из рукава — рука
Самолёт летит на Вест, расширяя круг тех мест — от страны к другой стране, — где тебя не встретить мне.
Что хорошего в июле? Жуткая жара. Осы жалятся как пули. Воет мошкара. Дождь упрямо избегает тротуаров, крыш.
Он здесь бывал: еще не в галифе — в пальто из драпа; сдержанный, сутулый. Арестом завсегдатаев кафе покончив
Е.К. Я выпил газированной воды под башней Белорусского вокзала и оглянулся, думая, куды отсюда бросить кости.
Нынче ветрено и волны с перехлестом. Скоро осень, все изменится в округе. Смена красок этих трогательней
Коньяк в графине — цвета янтаря, что, в общем, для Литвы симптоматично. Коньяк вас превращает в бунтаря.
Я был только тем, чего ты касалась ладонью, над чем в глухую, воронью ночь склоняла чело. Я был лишь
Глава 1 Друзья мои, ко мне на этот раз. Вот улица с осенними дворцами, но не асфальт, покрытая торцами
На окраинах, там, за заборами, За крестами у цинковых звезд, За семью-семьюстами запорами И не только
Он верил в свой череп. Верил. Ему кричали: «Нелепо!» Но падали стены. Череп, Оказывается, был крепок.
А. Кушнеру Ничем, Певец, твой юбилей мы не отметим, кроме лести рифмованной, поскольку вместе давно не
День назывался «первым сентября». Детишки шли, поскольку — осень, в школу. А немцы открывали полосатый
Not with a bang but a whimper.* T.S.Eliot Март на исходе, и сад мой пуст. Старая птица, сядь на куст
В пространстве, не дыша, несется без дорог еще одна душа в невидимый чертог. А в сумраке, внизу, измученный
1 Когда подойдет к изголовью смотритель приспущенных век, я вспомню запачканный кровью, укатанный лыжами
С точки зрения воздуха, край земли всюду. Что, скашивая облака, совпадает — чем бы не замели следы —
Как нравится тебе моя любовь, печаль моя с цветами в стороне, как нравится оказываться вновь с любовью
Прекрасная и нищая страна. На Западе и на Востоке — пляжи двух океанов. Посредине — горы, леса, известняковые
Узнаю этот ветер, налетающий на траву, под него ложащуюся, точно под татарву. Узнаю этот лист, в придорожную
Мы возвращаемся с поля. Ветер гремит перевернутыми колоколами ведер, коверкает голые прутья ветел, бросает
Сухое левантинское лицо, упрятанное оспинками в бачки, когда он ищет сигарету в пачке, на безымянном
«On a cloud I saw a child, and he laughing said to me…» W. Blake [«…Дитя на облачке узрел я, оно мне
М.Б. Провинция справляет Рождество. Дворец Наместника увит омелой, и факелы дымятся у крыльца.
Зима, зима, я еду по зиме, куда-нибудь по видимой отчизне, гони меня, ненастье, по земле, хотя бы вспять
Имяреку, тебе, — потому что не станет за труд из-под камня тебя раздобыть, — от меня, анонима, как по
Как вдоль коричневой казармы, в решетку темную гляжу, когда на узкие каналы из тех парадных выхожу, как
И бродим с тобой по церквам Великим — и малым, приходским. И бродим с тобой по домам Убогим — и знатным
Отказом от скорбного перечня — жест большой широты в крохоборе! — сжимая пространство до образа мест
Ну, время песен о любви, ты вновь склоняешь сердце к тикающей лире, и все слышней в разноголосном клире
И. Н. Медведевой I Октябрь. Море поутру лежит щекой на волнорезе. Стручки акаций на ветру, как дождь
Я памятник воздвиг себе иной! К постыдному столетию — спиной. К любви своей потерянной — лицом.
Теперь, зная многое о моей жизни — о городах, о тюрьмах, о комнатах, где я сходил с ума, но не сошел
Кто их оттуда поднимет, достанет со дна пруда? Смерть, как вода над ними, в желудках у них вода.
Осенний вечер в скромном городке, Гордящемся присутствием на карте (топограф был, наверное, в азарте
Сравни с собой или примерь на глаз любовь и страсть и — через боль — истому. Так астронавт, пока летит
Через два года высохнут акации, упадут акции, поднимутся налоги. Через два года увеличится радиация.
С красавицей налаживая связь, вдоль стен тюрьмы, где отсидел три года, лететь в такси, разбрызгивая грязь
Я пробудился весь в поту: мне голос был — «Не всё коту — сказал он — масленица. Будет — он заявил — Великий Пост.
На вас не поднимается рука. И я едва ль осмелюсь говорить, каким еще понятием греха сумею этот сумрак озарить.
Откуда ни возьмись — как резкий взмах — Божественная высь в твоих словах — как отповедь, верней, как
Аеre perennius* Приключилась на твердую вещь напасть: будто лишних дней циферблата пасть отрыгнула назад
Смерть — не скелет кошмарный с длинной косой в росе. Смерть — это тот кустарник, в котором стоим мы все.
То не Муза воды набирает в рот. То, должно, крепкий сон молодца берет. И махнувшая вслед голубым платком