Стихи Константина Бальмонта

В пещере угрюмой, под сводами скал, Где светоч дневной никогда не сверкал, Иду я на ощупь, не видно ни

Я вольный ветер, я вечно вею. К. Бальмонт С визгом, присвистом напевным Веет, мечется, гудит.

Она была в кого-то влюблена. Дышал Апрель. И зелень молодая Была светло-девически-нежна. Узорность облачков

Набегает, уходит, и снова, светясь, возвращается, Улыбается, манит, и плачет с притворной борьбой, И

Как льдины взгроможденные Одна за другую, Весной освобожденные, — Я звонко ликую. И как вода, запевшая

1 Вот и Солнце, удаляясь на покой, Опускается за сонною рекой. И последний блеск по воздуху разлит, Золотой

Да, я люблю одну тебя, За то, что вся ты — страсть, За то, что ты, забыв себя, Спешишь с высот упасть.

Я слушал Море много лет, Свой дух ему предав. В моих глазах мерцает свет Морских подводных трав.

Не говори мне — Шар Земной, скажи точнее — Шар Железный, И я навеки излечусь от боли сердца бесполезной

Еду я из поля в поле, поле в поле, и луга, Долог путь, и нет мне друга, всюду чувствую врага.

Ровное, чистое, Поле путистое, Путь убегает — куда? К недостижимому, Счастью любимому. Счастье, блеснешь ли когда?

Иногда в пустыне возникают голоса, но никто не знает, откуда они. Слова одного бедуина 1 О, Господи

Лютик золотистый, Греза влажных мест, Луч, и шелк цветистый, Светлый сон невест. Пляска брызг огнистых

Как красный цвет небес, которые не красны, Как разногласье волн, что меж собой согласны, Как сны, возникшие

Парки, Норны, Суденицы, Назначающие час, Необманные Девицы, Кто вам, страшным, предал нас? Парки, Норны

Я устал от нежных снов, От восторгов этих цельных Гармонических пиров И напевов колыбельных.

Камень и камень, бездушная груда Камни и камни, их глыба темна. Все же, в них скрытое, явится чудо, Только

Странный сон мне ночью снился: будто всюду лен, Голубое всюду поле в синеве времен. Нежно-малые цветочки

Люба мне буква «Ка», Вокруг неё сияет бисер. Пусть вечно светит свет венца Бойцам Каплан и Каннегисер.

Ай же ты, Микула Селянинович, Мужик, Ты за сколько тысяч лет к земле своей привык? Сколько долгих тысяч

Боже, не дай мне людей разлюбить до конца. Вот уже сердце, с мучительной болью, слабее, слабее.

Мы брошены в сказочный мир, Какой-то могучей рукой. На тризну? На битву? На пир? Не знаю Я вечно — другой

Над болотом позабытым брошен мост, За болотом позабытым брызги звезд. Там, за топью, цепенея, спит Лазурь

Под низкою крышкою гроба, Забиты гвоздями, Недвижно лежали мы оба, С враждебными оба чертами.

Скоро на небе Месяц проглянет. Листья застыли. Время уснуть. Ночь пронесется. Утро настанет.

Я знаю ненависть, и, может быть, сильней, Чем может знать ее твоя душа больная, Несправедливая, и полная

От последней улыбки луча На горах засветилася нега, И родились, блестя и журча, Два ключа из нагорного снега.

Если вечер настанет и длинные, длинные Паутинки, летая, блистают по воздуху, Вдруг запросятся слезы из

На дне морском подводные растенья Распространяют бледные листы, И тянутся, растут как привиденья, В безмолвии

Факелы, тлея, чадят, Утомлен наглядевшийся взгляд. Дым из кадильниц излит, Наслажденье, усталое, спит.

Спите, полумертвые увядшие цветы, Так и не узнавшие расцвета красоты, Близ путей заезженных взрощенные.

Снова Тень, и снова Дьявол, снова Тень, и снова боги, Снова тягость перекрестков, и несчетные дороги.

Как угрюмый кошмар исполина, Поглотивши луга и леса, Без конца протянулась равнина, И краями ушла в Небеса.

(славянская сказка) Мать была. Двух дочерей имела, И одна из них была родная, А другая падчерица.

Твой вечер настанет, и вместо всемирности вольного света, За Солнцем погасшим, затеплишь ты в тесном

Горный король на далеком пути — Скучно в чужой стороне. — Деву-красавицу хочет найти. — Ты не вернешься ко мне.

О, человек, спроси зверей, Спроси безжизненные тучи! К пустыням вод беги скорей, Чтоб слышать, как они певучи!

Внемлите, смертные Земли, Я Тот, Кто был, Кто есть, Кто будет, Чьи мысли бездну звезд зажгли, Кто бледной

Ты, конечно, проходил По обширным городам. Много мраков и светил, Много разных чудищ там. Поглядишь и

Явились в мир уже давно, — в начале Наивных и мечтательных времен, Венчанный змей, собака, скорпион

У ног твоих я понял в первый раз, Что красота объятий и лобзаний Не в ласках губ, не в поцелуе глаз

Спавший тридцать лет Илья, Вставший в миг один, Тайновидец бытия, Русский исполин. Гении долгих вещих

Конь Ильи копытом звонким бьет, рождается криница, Ключ лесной освободился из подземного жерла.

Читатель душ людских, скажи нам, что прочел ты? Страницы Юности? Поэмы Красоты? — О, нет, затасканы

Я в глазах у себя затаил Отраженье сокровищ чужих, Красоту позабытых могил, И другим недосказанный стих.

На версты и версты протянулось болото, Поросшее зеленой обманною травой. Каждый миг в нем шепчет, словно

Чайка, серая чайка с печальными криками носится Над холодной пучиной морской. И откуда примчалась?

1 Уходят дни. И вот уж десять лет Прошло с тех пор, как смерть к тебе склонилась. Но смерти для твоих

«Люби!» — поют шуршащие березы, Когда на них сережки расцвели. «Люби!» — поёт сирень в цветной пыли. «Люби!

Фея в печку поглядела. Пламя искрилось и рдело. Уголёчки от осины Были ярки как рубины. И сказала Фея