Стихи Константина Бальмонта

Вы томительные, Усыпительные, Ничего вам не дано, Даром канете на дно. Богом кинутые, И отринутые, Не

Серп Луны молодой, Вместе с пышной звездой, В голубой вышине, Ярко видится мне. Серп Луны молодой, Над

В тучах есть леса, есть пашни и посевы, Стройные, растут, восходят терема, У янтарных окон Облачные Девы

Когда опричники, веселые, как тигры, По слову Грозного, среди толпы рабов, Кровавые затеивали игры, Чтоб

Я обещаю вам сады… Коран Я обещаю вам сады, Где поселитесь вы навеки, Где свежесть утренней звезды.

Она живет среди видений, В ее глазах дрожит печаль, В них ускользающая даль И умирающие тени.

Полуразорванные тучи Плывут над жадною землей, Они, спокойны и могучи, Поят весь мир холодной мглой.

Когда тебя зовет Судьба, Не думая иди, С немой покорностью раба, Не зная, что там впереди Иди, и ставши

Из всех картин, что создал я для мира, Всего желанней сердцу моему Картина — «Пробуждение Вампира».

Пять чувств — дорога лжи. Но есть восторг экстаза, Когда нам истина сама собой видна. Тогда таинственно

Я на смерть поражен своим сознаньем, Я ранен в сердце разумом моим. Я неразрывен с этим мирозданьем

Я знаю, что Брама умнее, чем все бесконечно-имянные боги. Но Брама — Индиец, а я — Славянин.

Когда Сигурд отведал крови Убитого Фафнира, Весь Мир ему открылся вновь, Узнал он утро Мира Он увидал

Корнями гнездится глубоко, Вершиной восходит высоко, Зеленые ветви уводит в лазурно-широкую даль.

1 В жажде сказочных чудес, В тихой жажде снов таинственных, Я пришел в полночный лес, Я раздвинул ткань

Это было в оно время, по ту сторону времен. Жил Оника, супротивника себе не ведал он, Что хотелося ему

Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды, Слишком долго вы молились, не забудьте прошлый свет, У

Мадонна, солнце между звезд, мадонн прекрасных украшенье, Ты в сладость обращаешь скорбь, даешь и смерть

Утомленное Солнце, стыдясь своего утомленья, Раскрасневшийся лик наклонило и скрыло за лесом, Где чуть

Царство тихих звуков, ты опять со мной, Маятник невнятный бьется за стеной. В ровном коридоре мерные шаги.

Как ни странно это слышать, все же истина верна: — Свет противник, мрак помощник прорастанию зерна.

Южный полюс Луны задремал, он уснул между гор величавых, Поражающих правильной формой своей.

Катерине Алексеевне Андреевой Я расстался с печальной Луною, — Удалилась царица небес, Там, в горах

Милый друг, почему бесконечная боль Затаилась в душе огорченной твоей? Быть счастливым себя хоть на миг

Я не знаю мудрости годной для других, Только мимолетности я влагаю в стих. В каждой мимолетности вижу

Я жить не могу настоящим, Я люблю беспокойные сны, Под солнечным блеском палящим И под влажным мерцаньем луны.

В тени косматой ели Над шумною рекой Качает чёрт качели Мохнатою рукой. Качает и смеётся, Вперёд, назад

Курочки-хохлаточки По дворику ходили. Улиточки-рогаточки По травкам след водили. Черненькая бархатка

Пахнет грибами, листом перепрелым, Пахнет и чем-то другим, Точно горелым. В синей дали наползающий медленный дым.

Стаи птиц. Дороги лента. Повалившийся плетень. С отуманенного неба Грустно смотрит тусклый день, Ряд

Я в кукольном театре. Предо мной, Как тени от качающихся веток, Исполненные прелестью двойной, Меняются

Есть поцелуи — как сны свободные, Блаженно-яркие, до исступления. Есть поцелуи — как снег холодные.

AD INFINITUM * В храме всё — как прежде было. Слышен тихий взмах кадил. «Я смеялся, я шутил.

Мне ненавистен гул гигантских городов, Противно мне толпы движенье, Мой дух живёт среди лесов, Где в

Береза родная, со стволом серебристым, О тебе я в тропических чащах скучал. Я скучал о сирени в цвету

Мне снился мучительный Гойя, художник чудовищных грез, — Больная насмешка над жизнью, — над царством

Безумствуют, кричат, смеются, Хохочут, бешено рыдают, Предлинным языком болтают, Слов не жалеют, речи

Есть красивые старинные слова, Их душа через столетия жива. У Славян в почтеньи были берегини, Это водные

Будем как Солнце! Забудем о том, Кто нас ведет по пути золотому, Будем лишь помнить, что вечно к иному

И новые волны, В непознанный час, Все новые волны Вставали для нас. Шумели, сверкали, И к дали влекли

Ванда, Ванда, Дева Польши, уж сведен с минувшим счет, Светлый призрак в глубь принявши, Висла медленно течет.

Пророк, с душой восторженной поэта, Чуждавшейся малейшей тени зла, Один, в ночной тиши, вдали от света

Высоко над землею, вечерней и пленной, Облака затаили огни. Сколько образов, скованных жизнью мгновенной

Снежные храмы в душе возвышаются, Горные замки из чистого льда, Воспоминаньем они называются, — Но не

За горами Рифейскими, где-то на север от Понта, В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей

Громовый Камень был как мертвый гнет. И шли часы. И каждый день был год. И шли года. Но в царстве мертвых

В углу шуршали мыши, Весь дом застыл во сне. Шел дождь, и капли с крыши Стекали по стене. Шел дождь

Есть красота в постоянстве страдания И в неизменности скорбной мечты Знойного яркого Солнца сияние, Пышной

Что без крыл летит? Что без ног бежит? Без огня горит? И бел ран болит? Ветры буйные, Туча грозная, Солнце

Птица летит за моря, Зверь за леса убегает, Дерево в дерево, искра в огонь ускользает, горя, Железо в