Стихи Константина Бальмонта
Бог создал мир из ничего. Учись, художник, у него,- И если твой талант крупица, Соделай с нею чудеса
Очи твои, голубые и чистые — Слиянье небесной лазури с изменчивым блеском волны; Пряди волос золотистые
Брызнули первые искры рассвета, Дымкой туманной покрылся ручей. В утренний час его рокот звончей.
Липы душистой цветы распускаются… Спи, моя радость, усни! Ночь нас окутает ласковым сумраком, В небе
1 Мы встретились молча. Закат умирал запоздалый. Весь мир был исполнен возникшей для нас тишиной.
Электрон, камень-Алатырь, Горюч-могуч-янтарь! Гори! На нас восстал Упырь, Отвратных гадов царь!
Меня не манит тихая отрада, Покой, тепло родного очага, Не снятся мне цветы родного сада, Родимые безмолвные луга.
Затянут мглой свинцовый небосвод, Угрюмы волны призрачной Бретани Семь островов Ар-Гентилес-Руссот, Как
«Прощай, мой милый!» — «Милая, прощай!» Замкнулись двери. Два ключа пропели. Дверь шепчет двери: «Что
Вдали от Земли, беспокойной и мглистой, В пределах бездонной, немой чистоты, Я выстроил замок воздушно-лучистый
Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море, Оба окутаны светом мертвенно-бледной Луны. Ветер в пространстве
Памяти Владимира Сергеевича Соловьева Недалека воздушная дорога, — Как нам сказал единый из певцов, Отшельник
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне
1 Огонь очистительный, Огонь роковой, Красивый, властительный, Блестящий, живой! 2 Бесшумный в мерцаньи
Горящий атом, я лечу В пространствах — сердцу лишь известных, Остановиться не хочу, Покорный жгучему
Поехал Добрыня в домашнюю сторону. Закручинился. Хочет домой. Попадалася Смерть на дороге престрашная.
В некотором царстве, за тридевять земель, В тридесятом государстве — Ой звучи, моя свирель!
Я спросил у свободного Ветра, Что мне сделать, чтоб быть молодым. Мне ответил играющий Ветер «Будь воздушным
Начертивши ножом Круговую черту, Углем ее обведя, И зажженной лучиной как глазом змеиным глядя.
(заговор) Заря-Заряница, Красная Девица, Красная Девица, полуночница. Красные губы, Белые зубы, Светлые
Постои. Мне кажется, что я о чем-то позабыл. Чей странный вскрик: «Змея! Змея!» — чей это возглас был?
Все то, что существует во вселенной, — Окутано в воздушную одежду, Окружено Создателем всего.
Как страшно-радостный и близкий мне пример, Ты все мне чудишься, о, царственный Бодлер, Любовник ужасов
Как паук в себе рождает паутину, И, тяжелый, создает воздушность нитей, — Как художник создает свою картину
Колибри, птичка-мушка, бесстрашная, хоть малая, Которой властью Солнца наряд цветистый дан, Рубиновая
Мой крик был бы светлым и юным, — Не встретив ответа, он сделался злым. И предал я дух свой перунам
Кто играет на опушке? Чей там звонкий слышен сон? Тонкий, тонкий, как в игрушке, Говорит хрустальный звон.
Медленно, тягостно, в русла забытые Воды вступают уставшие. Время, пространство, мысли изжитые, Снова
О, да, их имена суть многи, Чужда им музыка мечты. И так они серо-убоги, Что им не нужно красоты.
Все, что любим, все мы кинем, Каждый миг для нас другой: — Мы сжились душой морской С вечным ветром
Змей темно-желтый, чье дыханье — яд, Чей смертоносен вечно-жадный взгляд, Глядит, — и близ него дрожит
Цветок и воздух, смущенный эхом, То полный плачем, то полный смехом. Цветок нарцисса, и звук заветный
Нет, мне никто не сделал столько зла, Как женщина, которая твердила Мне каждый миг. «Люблю тебя, люблю!
Она так шумно-весела, И так светла, — Как между скал певучий ключ, Как яркий луч. В ней все любовь, в
Легкий слой чуть выпавшего снегa, Серп Луны в лазури бледно-синей, Сеть ветвей, узорная их нега, Кружевом
Мы — несколько маленьких раковин близ кипенья бессмертных морей. Мы — несколько пенных узорностей, летим
Я бросил весело бокал. Ребенок звонко хохотал. Спросил его, чего он так. Сквозь смех он молвил мне: — Чудак!
Три полудницы-девицы У лесной сошлись криницы, Час полдневный в этот миг Прозвенел им в ветках, в шутку
Мне все равно: царем ли быть могучим, Иль мудрецом, средь отреченных книг, Иль облаком, бегущим к дальним
Бог входит в существа, как Солнце сквозь окно, Когда оно встает за гранью кругозора. Откроем занавес
Ворон, Филин, и Сова, Слуги Чернобога, Ваша слава век жива, С вами вещие слова, Тайная дорога.
Ранним утром я видал, Как белеют маргаритки. Я видал, меж тяжких скал, Золотые слитки. В раннем детстве
Был Садко молодец, молодой Гусляр, Как начнет играть, пляшет млад и стар. Как начнут у него гусли звончаты
Я сомкнул глаза усталые, Мира больше нет. Плачьте, плачьте, запоздалые, Светит вам лишь поздний свет.
Пожалейте, люди добрые, меня, Мне уж больше не увидеть блеска дня. Сам себя слепым я сделал, как Эдип
Мне снятся поразительные сны. Они всегда с действительностью слиты, Как в тающем аккорде две струны.
Отчего ты, Горе, зародилося? Зародилось Горе от земли сырой, Из-под камня серого явилося, Под ракитой
— Тетенька, тетенька, миленькая, Что ты такая уныленькая? Или не рада, что к нам из села В город пошла
Сестры, сестры, Лихорадки, Поземельный взбитый хор! Мы в Аду играли в прятки Будет! Кверху!
На бледно-лазурном стекле Расписаны ярко узоры. Цветы наклонились к земле, Скала убегает к скале, И видно