Стихи Марины Цветаевой
Расколюсь — так в стклянь, Распалюсь — так в пар. В рокота гитар Рокочи, гортань! В пляс! В тряс!
Погоди, дружок! Не довольно ли нам камень городской толочь? Зайдем в погребок, Скоротаем ночь.
Поскорее бы с тобою разделаться, Юность — молодость, — эка невидаль! Все: отселева — и доселева Зачеркнуть
А покамест пустыня славы Не засыпет мои уста, Буду петь мосты и заставы, Буду петь простые места.
Поступь легкая моя, — Чистой совести примета — Поступь легкая моя, Песня звонкая моя — Бог меня одну
Пустыней Девичьего Поля Бреду за ныряющим гробом. Сугробы — ухабы — сугробы. Москва. — Девятнадцатый год.
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Из сырости и шпал Россию восстанавливаю.
Розовый рот и бобровый ворот — Вот лицедеи любовной ночи. Третьим была — Любовь. Рот улыбался легко и нагло.
Сам Черт изъявил мне милость! Пока я в полночный час На красные губы льстилась — Там красная кровь лилась.
Сердце, пламени капризней, В этих диких лепестках, Я найду в своих стихах Все, чего не будет в жизни.
Скучают после кутежа. А я как веселюсь — не чаешь! Ты — господин, я — госпожа, А главное — как ты, такая ж!
Соревнования короста В нас не осилила родства. И поделили мы так просто: Твой — Петербург, моя — Москва.
Строительница струн — приструню И эту. Обожди Расстраиваться! (В сем июне Ты плачешь, ты — дожди!
Так говорю, ибо дарован взгляд Мне в игры хоровые: Нет, пурпурные с головы до пят, А вовсе не сквозные!
Тихонько Рукой осторожной и тонкой Распутаю путы: Ручонки — и ржанью Послушная, зашелестит амазонка По
Ты думаешь: очередной обман! Одна к одной, как солдатье в казармах! Что из того, что ни следа румян На
В эту ночь он спать не лег, Все писал при свечке. Это видел в печке Красный уголек. Мальчик плакал и
Из пещеры — вздох за вздохом, Сотни вздохов, сонмы вздохов, Фиолетовых на красном. Глот цыгана воскрешает
Анастасии Цветаевой Он был наш ангел, был наш демон, Наш гувернер — наш чародей, Наш принц и рыцарь.
Что ты любовь моя — Пора бы знать. Приди в полночный час, Скажи, как звать. Приди в полночный час, В
Это жизнь моя пропела — провыла — Прогудела — как осенний прибой — И проплакала сама над собой.
Я знаю правду! Все прежние правды — прочь! Не надо людям с людьми на земле бороться. Смотрите: вечер
Твои руки черны от загару, Твои ногти светлее стекла… — Сигарера! Скрути мне сигару, Чтобы дымом любовь изошла.
Горечь! Горечь! Вечный привкус На губах твоих, о страсть! Горечь! Горечь! Вечный искус — Окончательнее пасть.
Вот опять окно, Где опять не спят. Может — пьют вино, Может — так сидят. Или просто — рук Не разнимут двое.
Мы с тобою лишь два отголоска: Ты затихнул, и я замолчу. Мы когда-то с покорностью воска Отдались роковому лучу.
И взглянул — как в первые раза Не глядят. Черные глаза глотнули взгляд. Вскинула ресницы и стою — Что, — светла?
Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка
Т. В. Чурилину Не сегодня-завтра растает снег. Ты лежишь один под огромной шубой. Пожалеть тебя, у тебя
— «Не тяжки ль вздохи усталой груди? В могиле тесной всегда ль темно?» — «Ах, я не знаю. Оставьте, люди!
С большою нежностью — потому, Что скоро уйду от всех — Я всё раздумываю, кому Достанется волчий мех
Не чернокнижница! В белой книге Далей донских навострила взгляд! Где бы ты ни был — тебя настигну, Выстрадаю
Семь мечей пронзали сердце Богородицы над Сыном. Семь мечей пронзили сердце, А мое — семижды семь.
Ты, меня любивший фальшью Истины — и правдой лжи, Ты, меня любивший — дальше Некуда! — За рубежи!
…Я бы хотела жить с Вами в маленьком городе, Где вечные сумерки , и вечные колокола. И в маленькой деревенской
Август — астры, Август — звезды, Август — грозди Винограда и рябины Ржавой — август! Полновесным, благосклонным
Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? — Чья победа? — Кто побежден?
А взойдешь — на краешке стола — Недоеденный ломоть, — я ела, И стакан неполный — я пила, . .
А сугробы подаются, Скоро расставаться. Прощай, вьюг-твоих-приютство, Воркотов приятство. Веретен ворчливых
Отлило — обдало — накатило — — Навзничь! — Умру. Так Поликсена, узрев Ахилла Там, на валу — В красном
Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу — грудь и висок. Божье да белое твое дело: Белое тело твое
Божественно, детски-плоско Короткое, в сборку, платье. Как стороны пирамиды От пояса мчат бока.
Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне — белы-лебеди! Знамя, шитое крестами
Склоняются низко цветущие ветки, Фонтана в бассейне лепечут струи, В тенистых аллеях все детки, все детки…
В своих младенческих слезах — Что в ризе ценной, Благословенна ты в женах! — Благословенна!
«Да, для вас наша жизнь действительно в тумане». Разговор 20-гo декабря 1909 Ах, вы не братья, нет, не братья!
Ветер звонок, ветер нищ, Пахнет розами с кладбищ. . . . ребенок, рыцарь, хлыщ. Пастор с книгою святою, — Всяк.
Отощав в густых лесах, Вышел волк на снежный шлях, И зубами волк — Щелк! Ишь, сугробы намело!
Все у Боженьки — сердце! Для Бога Ни любви, ни даров, ни хвалы… Ах, золотая дорога! По бокам молодые стволы!
Где-то маятник качался, голоса звучали пьяно. Преимущество мадеры я доказывал с трудом. Вдруг заметил