Стихи Михаила Зенкевича

Подсолнух поздний догорал в полях, И, вкрапленный в сапфировых глубинах, На легком зное нежился размах

Как будто черная волна Под быстроходным волнорезом, С зеленой пеной под железом Ложится справа целина.

Утомилось ли солнце от дневных величий, Уронило ль голову под гильотинный косырь,- Держава расплавленная

И у тигра есть камышовое логово, И он, усталый от ночных охот. Налакомившийся сладким мясом двуногого

За нивами настиг урон Леса. Обуглился и сорван Лист золотой. Какая прорва На небе галок и ворон!

Когда пред ночью в огненные кольца Оправлен череп, выпитый тоской,- Я вспомню старика народовольца, Привратника

Земля лучилась, отражая Поблекшим жнивом блеск луны. Вы были лунная, чужая И над собою не вольны.

Небо, словно чье-то вымя, В трещины земли сухой Свой полуденный удой Льет струями огневыми.

Тягостны бескрасные дни. Для мужчины — охотника и воина Сладостна искони Не стервятина, а убоина.

Пред десятками загонов пурпурные души Из вскрытых артерий увлажняли зной. Молодцы, окончив разделку туши

Вы помните?.. девочка, кусочки сала Нанизавши на нитку, зимою в саду На ветки сирени бросала Зазябшим

Весь день звенит в ушах пронзительный (как скрежет Гвоздей иль грифелей, водимых по стеклу), Высокий

В качалке пред огнем сейчас сидела, Блистая дерзостнее и смуглей, И вместе с солнцем дней истлевших рдела

Пускай рога трубят по логу И улюлюканье в лесу, Как зверь, в родимую берлогу Комок кровавый унесу.

Под соснами в вереске лиловом Сыпучие бугры. И солнца вечером в дыму багровом Угарные шары.

Дыханье мощное в жерло трубы лилось, Как будто медное влагалище взывало, Иссохнув и изныв. Трехгодовалый

Толпу поклонников, как волны, раздвигая, Вы шли в величье красоты своей, Как шествует в лесах полунагая

Пусть там далеко в подкове лагунной Лучезарно стынет Великий Океан И, выгнувши конусом кратер лунный.

Ты для меня давно мертва И перетлела в призрак рая, Так почему ж свои права, Отстаиваешь ты, карая?

Мне страшен летний Петербург. Возможен Здесь всякий бред, и дух так одинок, И на площадках лестниц ждет

О, прости, о прости меня моя Беатриче Без твоего светоносного тела впереди Я обуздывал тьму первозданных

Стал прощаться, и в выцветших скорбных глазах, В напряжённости всех морщин Затаился у матери старческий

За золотою гробовою крышкой Я шел и вспоминал о нем в тоске — Был в тридцать лет мечтаталем, мальчишкой

Хотелось в безумье, кровавым узлом поцелуя Стянувши порочный, ликерами пахнущий рот, Упасть и, охотничьим

Золотые реснички сквозят в бирюзу, Девочке в капоре алом нянька, Слышу я, шамкает: «Леночка, глянь-ка

Чад в мозгу, и в легких никотин — И туман пополз… О, как тяжел ты После льдистых дождевых крестин, День

Уже подростки выбегли для встречи К околице на щелканье вдали. Переливается поток овечий С шуршаньем

С черным караваем, с полотенцем белым, С хрустальной солонкой На серебряном подносе Тебя встречаем: Добро

По залу бальному она прошла, Метеоритным блеском пламенея. Казалась так ничтожна и пошла Толпа мужчин

Дрожа от взнузданного пыла, В лицо швыряя мне землей, Вся в мыльном серебре кобыла Блистает шерстью вороной.

Вы — хищная и нежная. И мне Мерещитесь несущеюся с гиком За сворою, дрожащей на ремне, На жеребце степном

Который год мечтаю втихомолку — Сменить на книжный шкаф простую полку И сборники стихов переплести.

Жарким криком почуяв средь сна, Что подходит волна огневая, Петухи встрепенулись, срывая Саван ночи из

В купоросно-медной тверди, В дымном мареве полей Гнутся высохшие жерди У скрипучих журавлей.

Вот она, Татарская Россия, Сверху — коммунизм, чуть поскобли… Скулы-желваки, глаза косые, Ширь исколесованной земли.

Залита красным земля. От золота не видно ни зги И в пламени тьмы мировой Сквозь скрежеты, визги и лязги

В поднебесье твоего безбурного лица Не я ль на скаку, встряхнув рукавицей, Позволил каменной грудью взвиться

На взмыленном донце, смиряя горячий Разбег раззадоренных, зарвавшихся свор, Из покрасневшего осинника

Железносонный, обвитый Спектрами пляшущих молний, Полярною ночью безмолвней Обгладывает тундры Океан

Голубых глубин громовая игра, Мая серебряный зык. Лазурные зурны грозы. Солнце, Гелиос, Ра, Даждь И мне

Вздохнет от пышной тяжести весь дом, Опять простой и милой станет зала, Где в самый зной покойница лежала

Пришел солдат домой с войны, Глядит: в печи огонь горит, Стол чистой скатертью накрыт, Чрез край квашни

После скорости молнии в недвижном покое Он лежал в воронке в обломках мотора,- Человеческого мяса дымящееся

Безумец! Дни твои убоги, А ты ждешь жизни от любви,- Так лучше каторгой в остроге Пустую душу обнови.

Я помню, как девушка и тигр шаги На арене сближали и, зарницы безмолвнее, В глаза, где от золота не видно

Ночь такая, как будто на лодке Золотистым сияньем весла Одесситка, южанка в пилотке, К Ланжерону меня довезла.

Уж солнце маревом не мает, Но и луны прохладный блеск Среди хлебов не унимает Кузнечиков тревожный треск.

Эй, други, нынче в оба Смотрите до зари: Некрашеных три гроба Недаром припасли, Помучайтесь немножко

С коих-то пор, Тысячетелетья, почай что, два, Выкорчевал темь лесную топор, Под сохой поникала ковыль-трава.

Я вновь верхом в пространствах, взрытых Плугами солнцу и ветрам, И слышу предзакатный гам Грачей прожорливых, несытых.