Стихи Николая Заболоцкого

Я шел сквозь рощу. Ночь легла Вдоль по траве, как мел бела. Торчком кусты над нею встали В ножнах из

Золотой светясь оправой С синим морем наравне, Дремлет город белоглавый, Отраженный в глубине.

Где древней музыки фигуры, Где с мертвым бой клавиатуры, Где битва нот с безмолвием пространства — Там

Опять мне блеснула, окована сном, Хрустальная чаша во мраке лесном. Сквозь битвы деревьев и волчьи сраженья

Могучий день пришел. Деревья встали прямо, Вздохнули листья. В деревянных жилах Вода закапала.

Закинув на спину трубу, Как бремя золотое, Он шел, в обиде на судьбу. За ним бежали двое. Один, сжимая

Слова — как светляки с большими фонарями. Пока рассеян ты и не всмотрелся в мрак, Ничтожно и темно их

Во многом знании — немалая печаль, Так говорил творец Экклезиаста. Я вовсе не мудрец, но почему так часто

Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя И, погасив свечу, опять отправлюсь я В необозримый мир туманных

Исполнен душевной тревоги, В треухе, с солдатским мешком, По шпалам железной дороги Шагает он ночью пешком.

Движется нахмуренная туча, Обложив полнеба вдалеке, Движется, огромна и тягуча, С фонарем в приподнятой руке.

Бьет крылом седой петух, Ночь повсюду наступает. Как звезда, царица мух Над болотом пролетает.

Колыхаясь еле-еле Всем ветрам наперерез, Птицы легкие висели, Как лампады средь небес. Их глаза, как

В тот самый день, когда твои созвучья Преодолели сложный мир труда, Свет пересилил свет, прошла сквозь

1. Под дождём Мой зонтик рвется, точно птица, И вырывается, треща. Шумит над миром и дымится Сырая хижина дождя.

Ух, башня проклятая! Сто ступеней! Соратник огню и железу, По выступам ста треугольных камней Под самое

Хочу у моря я спросить, Для чего оно кипит? Пук травы зачем висит, Между волн его сокрыт? Это множество

В снегу кипит большая драка. Как легкий бог, летит собака. Мальчишка бьет врага в живот. На елке тетерев живет.

Подобно огненному зверю, Глядишь на землю ты мою, Но я ни в чём тебе не верю И славословий не пою. Звезда зловещая!

Медленно земля поворотилась В сторону, несвойственную ей, Белым светом резко озарилась, Выделила множество огней.

Нехороший, но красивый, Это кто глядит на нас? То Мужик неторопливый Сквозь очки уставил глаз.

Сквозь окна хлещет длинный луч, Могучий дом стоит во мраке. Огонь раскинулся, горюч, Сверкая в каменной рубахе.

В этой роще березовой, Вдалеке от страданий и бед, Где колеблется розовый Немигающий утренний свет, Где

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый, Повеял на меня — и этот сонный Крым, И этот кипарис, и этот

1 Рожок поет протяжно и уныло,— Давно знакомый утренний сигнал! Покуда медлит сонное светило, В свои

Наступили месяцы дремоты… То ли жизнь, действительно, прошла, То ль она, закончив все работы, Поздней

Смерть приходит к человеку, Говорит ему: «Хозяин, Ты походишь на калеку, Насекомыми кусаем.

Прощание! Скорбное слово! Безгласное темное тело. С высот Ленинграда сурово Холодное небо глядело.

Лес качается, прохладен, Тут же разные цветы, И тела блестящих гадин Меж камнями завиты. Солнце жаркое

Животные не спят. Они во тьме ночной Стоят над миром каменной стеной. Рогами гладкими шумит в соломе

Дерево растёт, напоминая Естественную деревянную колонну. От нее расходятся члены, Одетые в круглые листья.

В стороне от шоссейной дороги, В городишке из хаток и лип, Хорошо постоять на пороге И послушать колодезный скрип.

Все, что было в душе, все как будто опять потерялось, И лежал я в траве, и печалью и скукой томим.

Скрипело, свистало и выло в лесу, И гром ударял в отдаленье, как молот, И тучи рвались в небесах, но

В широких шляпах, длинных пиджаках, С тетрадями своих стихотворений, Давным-давно рассыпались вы в прах

На сверкающем глиссере белом Мы заехали в каменный грот, И скала опрокинутым телом Заслонила от нас небосвод.

Самовар, владыка брюха, Драгоценный комнат поп! В твоей грудке вижу ухо, В твоей ножке вижу лоб!

Итак, Равель, танцуем болеро! Для тех, кто музыку на сменит на перо, Есть в этом мире праздник изначальный

Утомленная после работы, Лишь за окнами стало темно, С выраженьем тяжелой заботы Ты пришла почему-то в кино.

Осенний мир осмысленно устроен И населен. Войди в него и будь душой спокоен, Как этот клён.

С опрокинутым в небо лицом, С головой непокрытой, Он торчит у ворот, Этот проклятый Богом старик.

Как открывается заржавевшая дверь, С трудом, с усилием,- забыв о том, что было, Она, моя нежданная, теперь

И вот забыв людей коварство, Вступаем мы в иное царство. Тут тело розовой севрюги, Прекраснейшей из всех

Меркнут знаки Зодиака Над просторами полей. Спит животное Собака, Дремлет птица Воробей. Толстозадые

Формы тела и ума Кто рубил и кто ковал? Там, где море-каурма, Словно идол, ходит вал. Словно череп, безволос

Когда, измученный работой, Огонь души моей иссяк, Вчера я вышел с неохотой В опустошенный березняк.

Дурная почва: слишком узловат И этот дуб, и нет великолепья В его ветвях. Какие-то отрепья Торчат на

Сквозь волшебный прибор Левенгука На поверхности капли воды Обнаружила наша наука Удивительной жизни следы.

Ангел, дней моих хранитель, С лампой в комнате сидел. Он хранил мою обитель, Где лежал я и болел.

Коты на лестницах упругих, Большие рыла приподняв, Сидят, как Будды, на перилах, Ревут, как трубы, о любви.