Стихи Николая Заболоцкого
Дурная почва: слишком узловат И этот дуб, и нет великолепья В его ветвях. Какие-то отрепья Торчат на
Сквозь волшебный прибор Левенгука На поверхности капли воды Обнаружила наша наука Удивительной жизни следы.
Ангел, дней моих хранитель, С лампой в комнате сидел. Он хранил мою обитель, Где лежал я и болел.
Коты на лестницах упругих, Большие рыла приподняв, Сидят, как Будды, на перилах, Ревут, как трубы, о любви.
Осветив черепицу на крыше И согрев древесину сосны, Поднимается выше и выше Запоздалое солнце весны.
Вокруг села бродили грозы, И часто, полные тоски, Удары молнии сквозь слезы Ломали небо на куски.
Простые, тихие, седые, Он с палкой, с зонтиком она,- Они на листья золотые Глядят, гуляя дотемна.
Больной, свалившись на кровать, Руки не может приподнять. Вспотевший лоб прямоуголен — Больной двенадцать
В позолоченной комнате стиля ампир, Где шнурками затянуты кресла, Театральной Москвы позабытый кумир
Где-то в поле возле Магадана, Посреди опасностей и бед, В испареньях мёрзлого тумана Шли они за розвальнями вслед.
В воротах Азии, среди лесов дремучих, Где сосны древние стоят, купая в тучах Свои закованные холодом верхи;
Вот на площади квадратной Маслодельня, белый дом! Бык гуляет аккуратный, Чуть качая животом.
Сидит извозчик, как на троне, Из ваты сделана броня, И борода, как на иконе, Лежит, монетами звеня.
В тумане облачных развалин Встречая утренний рассвет, Он был почти нематериален И в формы жизни не одет.
В захолустном районе, Где кончается мир, На степном перегоне Умирал бригадир. То ли сердце устало, То
Народный Дом, курятник радости, Амбар волшебного житья, Корыто праздничное страсти, Густое пекло бытия!
Мне мачехой Флоренция была, Я пожелал покоиться в Равенне. Не говори, прохожий, о измене, Пусть даже
В младенчестве я слышал много раз Полузабытый прадедов рассказ О книге сокровенной… За рекою Кровавый
Был поздний вечер. На террасах Горы, сползающей на дно, Дремал поселок, опоясав Лазурной бухточки пятно.
Он умирал, сжимая компас верный. Природа мертвая, закованная льдом, Лежала вкруг него, и солнца лик пещерный
В уборе из цветов и крынок Открыл ворота старый рынок. Здесь бабы толсты, словно кадки, Их шаль невиданной
Когда бы я недвижным трупом Лежал, устав от бытия,— Людским страстям, простым и грубым, Уж неподвластен был бы я.
Для северных песен ненадобен юг: Родились они средь туманов и вьюг, Качанию лиственниц вторя.
Любопытно, забавно и тонко: Стих, почти непохожий на стих. Бормотанье сверчка и ребенка В совершенстве
В зипунах домашнего покроя, Из далеких сел, из-за Оки, Шли они, неведомые, трое — По мирскому делу ходоки.
В Гомборском лесу на границе Кахети Раскинулась осень. Какой бутафор Устроил такие поминки о лете И киноварь
По дороге, пустынной обочиной, Где лежат золотые пески, Что ты бродишь такой озабоченный, Умирая весь
Уступи мне, скворец, уголок, Посели меня в старом скворешнике. Отдаю тебе душу в залог За твои голубые
Старухи, сидя у ворот, Хлебали щи тумана, гари. Тут, торопясь на завод, Шел переулком пролетарий.
Расступились на площади зданья, Листья клена целуют звезду. Нынче ночью — большое гулянье, И веселье
Сияла ночь, играя на пандури, Луна плыла в убежище любви, И снова мне в садах Пасанаури На двух Арагвах
Петух запевает, светает, пора! В лесу под ногами гора серебра. Там черных деревьев стоят батальоны, Там
В большом полукружии горных пород, Где, темные ноги разув, В лазурную чашу сияющих вод Спускается сонный
Когда минует день и освещение Природа выбирает не сама, Осенних рощ большие помещения Стоят на воздухе
Уже умолкала лесная капелла. Едва открывал свое горлышко чижик. В коронке листов соловьиное тело Одно
В жилищах наших Мы тут живём умно и некрасиво. Справляя жизнь, рождаясь от людей, Мы забываем о деревьях.
Когда вдали угаснет свет дневной И в черной мгле, склоняющейся к хатам, Всё небо заиграет надо мной
В крылатом домике, высоко над землей, Двумя ревущими моторами влекомый, Я пролетал вчера дорогой незнакомой
В этом мире, где наша особа Выполняет неясную роль, Мы с тобою состаримся оба, Как состарился в сказке король.
На маленьком стуле сидит старичок, На нем деревянный надет колпачок. Сидит он, качаясь и ночью, и днем
На карауле ночь густеет. Стоит, как башня, часовой. В его глазах одервенелых Четырехгранный вьется штык.
Еще заря не встала над селом, Еще лежат в саду десятки теней, Еще блистает лунным серебром Замерзший
В моем окне на весь квартал Обводный царствует канал. Ломовики, как падишахи, Коня запутав медью блях
Отчего, как восточное диво, Черноока, печальна, бледна, Ты сегодня всю ночь молчаливо До рассвета сидишь у окна?
Понемногу вступает в права Ослепительно знойное лето. Раскаленная солнцем трава Испареньями влаги одета.
Ликует форвард на бегу. Теперь ему какое дело! Недаром согнуто в дугу Его стремительное тело.
Славно ласточка щебечет, Ловко крыльями стрижет, Всем ветрам она перечит, Но и силы бережет.
Среди черноморских предгорий, На первой холмистой гряде, Высокий стоит санаторий, Купая ступени в воде.
Гляди: не бал, не маскарад, Здесь ночи ходят невпопад, Здесь от вина неузнаваем, Летает хохот попугаем.
И грянул на весь оглушительный зал: «Покойник из царского дома бежал!» Покойник по улицам гордо идет