Стихи Осипа Мандельштама

1 Этот воздух пусть будет свидетелем — Дальнобойное сердце его — И в землянках всеядный и деятельный

Императорский виссон И моторов колесницы, — В черном омуте столицы Столпник-ангел вознесен.

Когда на площадях и в тишине келейной Мы сходим медленно с ума, Холодного и чистого рейнвейна Предложит

Сегодня ночью, не солгу, По пояс в тающем снегу Я шел с чужого полустанка, Гляжу — изба, вошел в сенцы

Не спрашивай: ты знаешь, Что нежность безотчетна И как ты называешь Мой трепет — все равно;

Когда в тёплой ночи замирает Лихорадочный Форум Москвы И театров широкие зевы Возвращают толпу площадям

Это какая улица? Улица Мандельштама. Что за фамилия чертова — Как ее ни вывертывай, Криво звучит, а не прямо.

В лицо морозу я гляжу один: Он — никуда, я — ниоткуда, И всё утюжится, плоится без морщин Равнины дышащее чудо.

Жизнь упала, как зарница, Как в стакан воды — ресница. Изолгавшись на корню, Никого я не виню.

Кинематограф. Три скамейки. Сентиментальная горячка. Аристократка и богачка В сетях соперницы-злодейки.

Да, я лежу в земле, губами шевеля, Но то, что я скажу, заучит каждый школьник: На Красной площади всего

Люблю морозное дыханье И пара зимнего признанье: Я — это явь, явь — это явь! И мальчик, красный, как

С миром державным я был лишь ребячески связан, Устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья, И ни

Чуть мерцает призрачная сцена, Хоры слабые теней, Захлестнула шелком Мельпомена Окна храмины своей.

Куда как страшно нам с тобой, Товарищ большеротый мой! Ох, как крошится наш табак, Щелкунчик, дружок, дурак!

Тянется лесом дороженька пыльная, Тихо и пусто вокруг. Родина, выплакав слезы обильные, Спит, и во сне

О свободе небывалой Сладко думать у свечи. — Ты побудь со мной сначала,— Верность плакала в ночи,— Только

Жил Александр Герцевич, Еврейский музыкант, — Он Шуберта наверчивал, Как чистый бриллиант. И всласть

Есть обитаемая духом Свобода — избранных удел. Орлиным зреньем, дивным слухом Священник римский уцелел.

Телохранитель был отравлен. В неравной битве изнемог, Обезображен, обесславлен, Футбола толстокожий бог.

Кто знает! Может быть, не хватит мне свечи — И среди бела дня останусь я в ночи; И, зернами дыша рассыпанного

Эта ночь непоправима, А у нас ещё светло. У ворот Иерусалима Солнце черное взошло. Солнце желтое страшнее

Я буду метаться по табору улицы темной За веткой черемухи в черной рессорной карете, За капором снега

Я вздрагиваю от холода,- Мне хочется онеметь! А в небе танцует золото, Приказывает мне петь.

Я вижу каменное небо Над тусклой паутиной вод. В тисках постылого Эреба Душа томительно живет.

В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа. Нам пели Шуберта — родная колыбель! Шумела мельница, и в

Может быть, это точка безумия, Может быть, это совесть твоя — Узел жизни, в котором мы узнаны И развязаны

На меня нацелилась груша да черемуха — Силою рассыпчатой бьет меня без промаха. Кисти вместе с звездами

Когда удар с ударами встречается И надо мною роковой, Неутомимый маятник качается И хочет быть моей судьбой

Тёмных уз земного заточенья Я ничем преодолеть не мог, И тяжелым панцирем презренья Я окован с головы до ног.

Я в хоровод теней, топтавших нежный луг, С певучим именем вмешался, Но всё растаяло, и только слабый

Я к губам подношу эту зелень, Эту клейкую клятву листов, Эту клятвопреступную землю: Мать подснежников

Когда городская выходит на стогны луна, И медленно ей озаряется город дремучий, И ночь нарастает, унынья

За Паганини длиннопалым Бегут цыганскою гурьбой — Кто с чохом чех, кто с польским балом, А кто с венгерской немчурой.

В нашем кооперативе Яблоки всего красивей: Что ни яблоко — налив, Очень вкусный чернослив, Кадки с белою

Холодная весна. Голодный Старый Крым, Как был при Врангеле – такой же виноватый. Овчарки на дворе,– на

Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина; Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии

Мне холодно. Прозрачная весна В зеленый пух Петрополь одевает, Но, как медуза, невская волна Мне отвращенье

Умывался ночью на дворе,- Твердь сияла грубыми звездами. Звездный луч — как соль на топоре, Стынет бочка

Я скажу это начерно, шепотом, Потому, что еще не пора: Достигается потом и опытом Безотчетного неба игра.

Мы с тобой на кухне посидим, Сладко пахнет белый керосин; Острый нож да хлеба каравай… Хочешь, примус

Когда в далекую Корею Катился русский золотой, Я убегал в оранжерею, Держа ириску за щекой.

Он подаёт куда как скупо Свой воробьиный холодок — Немного нам, немного купам, Немного вишням на лоток.

Возьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда, Как нам велели пчелы Персефоны.

Детский рот жуёт свою мякину, Улыбается, жуя, Словно щёголь, голову закину И щегла увижу я.

Я не увижу знаменитой «Федры», В старинном многоярусном театре, С прокопченной высокой галереи, При свете

Еще далеко асфоделей Прозрачно-серая весна. Пока еще на самом деле Шуршит песок, кипит волна.

В столице северной томится пыльный тополь, Запутался в листве прозрачный циферблат, И в темной зелени

Дайте Тютчеву стрекозу — Догадайтесь почему! Веневитинову — розу. Ну, а перстень — никому. Боратынского

Не веря воскресенья чуду, На кладбище гуляли мы. — Ты знаешь, мне земля повсюду Напоминает те холмы _________________________