Стихи Петра Вяземского

Пусть нежный баловень полуденной природы, Где тень душистее, красноречивей воды, Улыбку первую приветствует весны!

Научи меня молиться, Добрый ангел, научи: Уст твоих благоуханьем Чувства черствые смягчи! Да во глубь

Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье Души, тоскующей в изгнании своем, Святого таинства земное выраженье

В дни лета природа роскошно, Как дева младая, цветет И радостно денно и нощно Ликует, пирует, поет.

Когда, пресытившись природой южной, Родных воспоминаний след ловлю И чувствами мне освежиться нужно И

В хранилище веков, в святыне их наследства, Творцов приветствую, любимых мной из детства, Путеводителей

По зыбким, белым облакам Горят пылающие розы; Денницы утренние слезы Блестят, как жемчуг, по лугам, И

Я на себя сержусь и о себе горюю. Попутал грех меня оставить сень родную, Родных привычек нить прервать

В столицу съехались портретцы мастера. Петр плох, но с деньгами; соперник Рафаэлю — Иван, но без гроша.

Все челобитчики Сатурну И все невольно, с каждым днем, Седому лихоимцу в урну Мы дани грустные несем.

«Зачем в трагедии, недавно сочиненной, Где Фирсис свой талант приносит в дар вселенной, Так часто автор

Ты требуешь стихов моих, Но что достойного себя увидишь в них? Язык богов, язык святого вдохновенья —

(В 1814-м году) Анакреон под дуломаном, Поэт, рубака, весельчак! Ты с лирой, саблей иль стаканом Равно

Картузов — сенатор, Картузов — куратор, Картузов — поэт. Везде себе равен, Во всем равно славен, Оттенков

Кто вождь у нас невеждам и педантам? Кто весь иссох из зависти к талантам? Кто гнусный лжец и записной зоил?

Благодарю вас за письмо, Ума любезного трюмо, О вы, которые издавна Екатерина Николавна, По-русски просто

На степени вельмож Сперанский был мне чужд. В изгнанье, под ярмом презрения и нужд, В нем жертву уважал

По зеркалу зыбкого дола, Под темным покровом ночным, Таинственной тенью гондола Скользит по струям голубым.

Великий Петр, твой каждый след Для сердца русского есть памятник священный, И здесь, средь гордых скал

Итак, мой друг, увидимся мы вновь В Москве, всегда священной нам и милой! В ней знали мы и дружбу и любовь

С тех пор как упраздняют будку, Наш будочник попал в журнал Иль журналист наш не на шутку Присяжным будочником стал.

Qui n’a pas l’esprit de son age, De son age a tout le malheur. Voltaire {*} {* Кто не соответствует духу

(Подражание Помару) В столовой нет отлик местам. Как повар твой ни будь искусен, Когда сажаешь по чинам

Графиня! То-то на просторе Изъездили вы белый свет; Знакомы суша вам и море, Как бальный лаковый паркет.

Свод безоблачно синий Иудейских небес, Беспредельность пустыни, Одиноких древес. Пальмы, маслины скудной

Василий Львович милый! здравствуй! Я бью челом на новый год! Веселье, мир с тобою царствуй, Подагру черт

«Per obbedir la», что ни спросишь — На всё готовый здесь ответ: Ну, словно власть в руке ты носишь Вертеть

Бесстыдный лжец, презрительной рукой На гибель мне ты рассеваешь вести; Предвижу я: как Герострат другой

Город чудный, чресполосный — Суша, море по клочкам, — Безлошадный, бесколесный, Город — рознь всем городам!

Год Новый встретя с беспристрастьем, Как день всем прочим дням под стать, Вас с Новым годом, с новым

1 «Чем занимается теперь Гизо российской?» — «Да, верно, тем же всё: какой-нибудь подпиской На книгу

Опять я на большой дороге, Стихии вольной — гражданин, Опять в кочующей берлоге Я думу думаю один.

Зачем Фемиды лик ваятели, пииты С весами и мечом привыкли представлять? Дан меч ей, чтоб разить невинность

Шумит по рощам ветр осенний, Древа стоят без украшений, Дриады скрылись по дуплам; И разувенчанная Флора

За что служу я целью мести вашей, Чем возбудить могу завистливую злость? За трапезой мирской, непразднуемый

Как спорить с Полевым, когда сей критик чуткий Рассудит, охая, что я тяжел на шутки? Быть может… Тяжела

Куда девались вы с своим закатом ясным, Дни бодрой старости моей! При вас ни жалобой, ни ропотом напрасным

Как стаи гордых лебедей, На синем море волны блещут, Лобзаются, ныряют, плещут По стройной прихоти своей.

В двух дюжинах поем воспевший предков сечи, Глаголом ни стиха наш лирик не убил. Как жалко мне, что он

На луну не раз любовался я, На жемчужный дождь светлых струй ея. Но другой луны, но других небес Чудный

По мне — онъ просто скучный враль; У васъ — «умъ перваго разбора, «Онъ въ облаке пророкъ, но жаль: «Цензура

Я получил сей дар, наперсник Аполлона, Друг вкуса, верный страж Парнасского закона, Вниманья твоего сей

Скажите, знаете ль, честн_ы_е господа, Что значит русскими проселками езда? Вам сплошь Европа вся из

Полюбил я сердцем Леля, По сердцу пришел Услад! Был бы стол, была б постеля — Я доволен и богат.

Над кем судьбина не шутила, И кто проказ ее не раб? Слепая приговор скрепила — И с бала я попал в ухаб!

Денису Васильевичу Давыдову Икалось ли тебе, Давыдов, Когда шампанское я пил Различных вкусов, свойств

В края далекие, под небеса чужие Хотите вы с собой на память перенесть О ближних, о стране родной живую

Я пью за здоровье не многих, Не многих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих В соблазнах изменчивых дней.

Kennst du das Land, {1} wo blunt Oranienbaum? {2} Kennst du das Land, где фимиамом чистым Упоены воздушные

Когда припомню я и жизнь, и всё былое, Рисуется мне жизнь — как поле боевое, Обложенное всё рядами мертвых