Стихи Роберта Бернса
Кто честной бедности своей Стыдится и все прочее, Тот самый жалкий из людей, Трусливый раб и прочее.
Любовь, как роза, роза красная, Цветет в моем саду. Любовь моя — как песенка, С которой в путь иду.
Моей душе покоя нет. Весь день я жду кого-то. Без сна встречаю я рассвет — И все из-за кого-то.
Позволь слезу твою смахнуть, Моей возлюбленною будь И все прошедшее забудь. Плевать на остальное!
Всю землю тьмой заволокло. Но и без солнца нам светло. Пивная кружка нам — луна, А солнце — чарочка вина.
Лучший парень наших лет, Славный парень, Статный парень, На плече он носит плед, Славный горский парень.
Брела я вечером пешком И повстречалась с пареньком. Меня укутал он платком, Назвал своею милой.
Ты не там спала, где надо, Ты спала не там. Ты постель свою делила С кем-то пополам. С лица румянец твой
Тебе мы кланяемся низко, В последний раз сказав: «Аминь!» Грешил ты редко по-английски. Пусть бог простит
В Карлайл поехал старый Грэйм, Его там Роберт Бьюик ждал, Они вина хватили всласть, И хмель обоих разобрал.
В эту пятницу утром Неслись мы вперед, Оставляя маяк вдалеке. Видим: следом за нами Русалка плывет С
Жила старуха в Ашерс Велл, Жила и не грустила, Пока в далекие края Детей не отпустила. Она ждала от них
Разносчик стучит неучтиво, Вопит он и входит в раж: «Хозяйка, не пить тебе пива, Коль деньги мои не отдашь!
У женщин нрав порой лукав И прихотлив и прочее, — Но тот, в ком есть отвага, честь, Их верный раб и прочее.
Мой Джоки — славный молодец. Никто в окрестности у нас Так не зовет рожком овец, Так не ведет девчонку в пляс.
О памятнике, воздвигнутом Бернсом на могиле поэта Роберта Фергюссона Ни урны, ни торжественного слова
Когда оденет Май в цветы Деревья, травы и кусты, Найдешь в саду до темноты Садовника с лопатой.
Где в память Койла-короля Зовется исстари земля, В безоблачный июньский день, Когда собакам лаять лень
Сердца быстрое биенье Мерит каждое мгновенье. Так на кузнице в селенье Молоточками куют, В наковальню
Когда деревья обнажил Своим дыханьем север, Осенним вечером бродил Я над рекою Эйр. Мне где-то встретился
О скромный, маленький цветок, Твой час последний недалек. Сметет твой тонкий стебелек Мой тяжкий плуг.
Так весело, Отчаянно Шел к виселице он. В последний час В последний пляс Пустился Макферсон.
Побывал я между скал, Славный парень, статный парень, Вилли с братией видал, Славный горский парень.
Ах, тетя, совета прошу я! Пропала, попала я в плен. Обидеть родню не хочу я, Но всех мне милее Тэм Глен.
Пусть по приказу сатаны Покойника назначат В аду хранителем казны, — Он ловко деньги прячет.
Посланье Джонни Коуп шлет, Он Чарли встретиться зовет: Мол, драться, если ты не трус, Научу тебя завтра утром!
Над колыбелькою склонясь, Земная женщина поет: «Не знаю я, кто твой отец, В какой сторонке он живет…»
— О, где ты был, мой старый друг, Семь долгих, долгих лет? — Я вновь с тобой, моя любовь, И помню твой обет.
Забрел к нам однажды один весельчак, Угодничать стал он и этак и так: «Хозяйка, я — нищий, я — старый дурак!
У которых есть, что есть, — те подчас не могут есть, А другие могут есть, да сидят без хлеба.
Мельник, пыльный мельник Мелет нашу рожь. Он истратил шиллинг, Заработал грош. Пыльный, пыльный он насквозь
Немало льву вражда ударов нанесла, Но сохрани нас бог от ярости осла!
Со скрипкой черт пустился в пляс И в ад умчал акцизного, И все кричали: — В добрый час! Он не вернется сызнова!
Когда был месяцев семи Год восемьдесят пятый И ливни спорили с людьми За урожай несжатый, — В то время
Жили два брата. Вместе росли, Вместе учились в школе. Один другому однажды сказал: — Давай поборемся, что ли?
Где-то девушка жила. Что за девушка была! И любила парня славного она. Но расстаться им пришлось И любить
Есть дерево в Париже, брат. Под сень его густую Друзья отечества спешат, Победу торжествуя.
Вы, кого водили в бой Брюс, Уоллес за собой, — Вы врага ценой любой Отразить готовы. Близок день, и час грядет.
Порвал поэт и драматург С язычницами узы. Их в грош не ставит Эдинбург, — Там есть живые музы.
Зверек проворный, юркий, гладкий, Куда бежишь ты без оглядки, Зачем дрожишь, как в лихорадке, За жизнь свою?
Как твоя госпожа, ты трещишь, дребезжа, Обгоняя возки, таратайки, Но слетишь под откос, если оси колес
Июльской порой, когда ветер сырой, Круглый стол собрался поутру; И явилось множество статных мужей, Как
Я встретил карлика, бродя Вдоль берега реки. Был карлик мал, хотя они И все невелики. На крепких ножках
В любви навряд ли повезет, Когда в запасе нет Сердечности, учтивых слов И золотых монет. Все это было
Был солнечный полдневный час, И всяк бы жрал и жрал. В кишках у Вэтти голод взвыл, И малый заплошал.
Дружок мой пленен моим взором и станом. Ему полюбились мой дом и родня. Но, кажется, больше прельщен
Он чист душой, хорош собой, Такого нет и в сказках. Он ходит в шляпе голубой И вышитых подвязках.
О ты, кого поэзия изгнала, Кто в нашей прозе места не нашел, — Ты слышишь крик поэта Марциала: «Разбой!
Достойна всякого почета Владений этих госпожа. В ее таверне есть работа Для кружки, ложки и ножа.
Под праздник, под воскресный день, Пред тем, как н’a ночь лечь, Хозяйка жарить принялась, Варить, тушить и печь.