Стихи Саши Черного
Томясь, я сидел в уголке, Опрыскан душистым горошком. Под белою ночью в тоске Стыл чёрный канал за окошком.
Наше время, подлое и злое, Ведь должно было создать нам наконец Своего любимого героя, — И дитя законнейшее
В воде декламирует жаба, Спят груши вдоль лона пруда. Над шапкой зеленого граба Топорщатся прутья гнезда.
Вы сидели в манто на скале, Обхвативши руками колена. А я — на земле, Там, где таяла пена,- Сидел совершенно
Художник в парусиновых штанах, Однажды сев случайно на палитру, Вскочил и заметался впопыхах: «Где скипидар?
Жил на свете анархист, Красил бороду и щеки, Ездил к немке в Териоки И при этом был садист.
Пришла во двор корова: — Му! я здорова, Раздуты бока, — Кому молока? — Прибежал теленок. Совсем ребенок
Моя жена — наседка, Мой сын, увы, эсер, Моя сестра — кадетка, Мой дворник — старовер. Кухарка — монархистка
Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом, Жена на локоны взяла последний рубль, Супруг, убитый лавочкой
(с натуры) Звание солдата почетно. (Воинский устав) «Всяк солдат слуга престола И защитник от врагов
На дачной скрипучей веранде Весь вечер царит оживленье. К глазастой художнице Ванде Случайно сползлись
Вчера мой кот взглянул на календарь И хвост трубою поднял моментально, Потом подрал на лестницу, как
Кто в трамвае, как акула, Отвратительно зевает? То зевает друг-читатель Над скучнейшею газетой.
Еж забрался в дом из леса! Утром мы его нашли — Он сидел в углу за печкой И чихал в густой пыли.
За дебоши, лень и тупость, За отчаянную глупость Из гимназии балбеса Попросили выйти вон… Рад-радешенек
И мы когда-то, как Тиль-Тиль, Неслись за Синей птицей! Когда нам вставили фитиль — Мы увлеклись синицей.
(Пародия) Дух свободы… К перестройке Вся страна стремится, Полицейский в грязной Мойке Хочет утопиться.
В стеклянном ящике Случайно сбились в кучу Сто разных душ… Выходят-входят. Как будто рок из рога бытия
Шарж Брандахлысты в белых брючках В лаун-теннисном азарте Носят жирные зады. Вкруг площадки, в модных
Ария для безголосых Голова моя — темный фонарь с перебитыми стеклами, С четырех сторон открытый враждебным ветрам.
На перевернутый ящик Села худая, как спица, Дылда-девица, Рядом — плечистый приказчик. Говорят, говорят…
«Эй, смотри — у речки Сняли кожу человечки!» — Крикнул чижик молодой. Подлетел и сел на вышке, — Смотрит
Дом Шиллера Немцы надышали в крошечном покое. Плотные блондины смотрят сквозь очки. Под стеклом в витринах
(Полька) Левой, правой, кучерявый, Что ты ёрзаешь, как чёрт? Угощение на славу, Музыканты — первый сорт.
Тихо тикают часы На картонном циферблате. Вязь из розочек в томате И зеленые усы. Возле раковины щель
Как в бёклиновских картинах, Краски странны… Мрачны ели на стремнинах И платаны. В фантастичном беспорядке
Бессмертье? Вам, двуногие кроты, Не стоящие дня земного срока? Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты Того же
Рожденный быть кассиром в тихой бане Иль агентом по заготовке шпал, Семен Бубнов вне всяких ожиданий
Любовь должна быть счастливой — Это право любви. Любовь должна быть красивой — Это мудрость любви.
Hа заборе снег мохнатый Толстой грядочкой лежит. Hалетели вмиг галчата… Ух, какой серьезный вид!
За чаем болтали в салоне Они о любви по душе: Мужья в эстетическом тоне, А дамы с нежным туше.
Лакированный, пузатый, Друг мой, нежный и певучий, Итальянская мандола — Восемь низких гулких струн…
Зеленая елка, где твой дом? — На опушке леса, над тихим холмом. Зеленая елка, как ты жила? — Летом зеленела
Семья — ералаш, а знакомые — нытики, Смешной карнавал мелюзги. От службы, от дружбы, от прелой политики
Дамы в шляпках «кэк-уоках», Холодок публичных глаз, Лица в складках и отеках, Трэны, перья, ленты, газ.
Каждый прав и каждый виноват. Все полны обидным снисхожденьем И, мешая истину с глумленьем, До конца
Повернувшись спиной к обманувшей надежде И беспомощно свесив усталый язык, Не раздевшись, он спит в европейской
Гиена такая мерзкая. Морда у нее дерзкая, Шерсть на загривке торчком, Спина- сучком, По бокам (для чего
Высоко над Гейдельбергом, В тихом горном пансионе Я живу, как институтка, Благородно и легко.
Потемнели срубы от воды, В колеях пузырятся потоки. Затянув кисейкою сады, Дробно пляшет дождик одинокий
Из палатки вышла дева В васильковой нежной тоге, Подошла к воде, как кошка, Омочила томно ноги И медлительным
В городской суматохе Встретились двое. Надоели обои, Неуклюжие споры с собою, И бесплодные вздохи О том
Хлопья, хлопья летят за окном, За спиной теплый сумрак усадьбы. Лыжи взять да к деревне удрать бы, Взбороздив
Кто любит прачку, кто любит маркизу, У каждого свой дурман,— А я люблю консьержкину Лизу, У нас — осенний роман.
Ф-фух! Я индейский петух! Самый важный! Hос трёхэтажный… Грудь кораблем, Хвост решетом… Ф-фух!
В эту ночь оставим книги, Сдвинем стулья в крепкий круг; Пусть, звеня, проходят миги, Пусть беспечность
Холостой стаканчик чаю (Хоть бы капля коньяку), На стене босой Толстой. Добросовестно скучаю И зеленую
О, Рахиль, твоя походка Отдаётся в сердце чётко… Голос твой — как голубь кроткий, Стан твой — тополь
Одолела слабость злая, Ни подняться, ни вздохнуть: Девятнадцатого мая На разведке ранен в грудь.
Промокло небо и земля, Душа и тело отсырели. С утра до вечера скуля, Циничный ветер лезет в щели.