Стихи Саши Черного
Вся деревня спит в снегу. Ни гу-гу. Месяц скрылся на ночлег. Вьется снег. Ребятишки все на льду, На пруду.
Замираю у окна. Ночь черна. Ливень с плеском лижет стекла. Ночь продрогла и измокла. Время сна.
Каждый месяц к сроку надо Подписаться на газеты. В них подробные ответы На любую немощь стада.
1 Он сидит среди реторт И ругается, как черт: «Грымзы! Кильки! Бабы! Совы! Безголовы, бестолковы — Йодом
Обезьяний стильный профиль, Щелевидные глаза, Губы — клецки, нос — картофель: Ни девица, ни коза.
В коридоре длинный хвост носилок… Все глаза слились в тревожно-скорбный взгляд, — Там, за белой дверью
Квартирант сидит на чемодане И задумчиво рассматривает пол: Те же стулья, и кровать, и стол, И такая
Хочу отдохнуть от сатиры… У лиры моей Есть тихо дрожащие, легкие звуки. Усталые руки На умные струны
Всем добрым знакомым с отчаянием посвящаю Итак — начинается утро. Чужой, как река Брахмапутра, В двенадцать
Два утенка подцепили дождевого червяка, Растянули, как резинку, — трах! и стало два куска… Желтый вправо
Под липой пение ос. Юная мать, пышная мать В короне из желтых волос, С глазами святой, Пришла в тени
Мечтают двое… Мерцает свечка. Трещат обои. Потухла печка. Молчат и ходят… Снег бьет в окошко, Часы выводят
Все мозольные операторы, Прогоревшие рестораторы, Остряки — паспортисты, Шато-куплетисты и бильярд-оптимисты
Из дневника современника С горя я пошел к врачу, Врач пенсне напялил на нос: «Нервность. Слабость.
Я похож на родильницу, Я готов скрежетать… Проклинаю чернильницу И чернильницы мать! Патлы дыбом взлохмачены
Над крышей гудят провода телефона… Довольно, бессмысленный шум! Сегодня опять не пришла моя донна, Другой
Под яблоней гуси галдят и шипят, На яблоню смотрят сердито, Обходят дозором запущенный сад И клювами
— У кого ты заказывал, попочка, фрак? — Дур-рак! — А кто тебе красил колпак? — Дур-рак! — Фу, какой ты чудак!
Мать уехала в Париж… И не надо! Спи, мой чиж. А-а-а! Молчи, мой сын, Нет последствий без причин.
Есть бездонный ящик мира — От Гомера вплоть до нас. Чтоб узнать хотя б Шекспира, Надо год для умных глаз.
Жили были мышки, Серые пальтишки. Жил был кот, Бархатный живот. Пошел кот к чулану Покушать сметану
1 Жить на вершине голой, Писать простые сонеты… И брать от людей из дола Хлеб, вино и котлеты.
Когда поэт, описывая даму, Начнет: «Я шла по улице. В бока впился корсет», Здесь «я» не понимай, конечно
Пан-пьян! Красные яички. Пьян-пан! Красные носы. Били-бьют! Радостные личики. Бьют-били! Груды колбасы. Дал-дам!
Однажды в мглу осеннюю, Когда в Париже вывески Грохочут на ветру, Когда жаровни круглые На перекрестках
— Отчего у мамочки На щеках две ямочки? — Отчего у кошки Вместо ручек ножки? — Отчего шоколадки Не растут
Эх ты, кризис, чертов кризис! Подвело совсем нутро… Пятый раз даю я Мишке На обратное метро.
Утро. Мутные стекла как бельма, Самовар на столе замолчал. Прочел о визитах Вильгельма И сразу смертельно устал.
На ватном бюсте пуговки горят, Обтянут зад цветной диагональю, Усы как два хвоста у жеребят, И ляжки
Как назвать котенка? Тигpом иль Мышонком? Пyпсом или Маем? Или Дзинь Ли-дзянь? Спpашивала кyкол, Говоpят
Набив закусками вощеную бумагу, Повесивши на палки пиджаки, Гигиеническим, упорно мерным шагом Идут гулять
Хорошо при свете лампы Книжки милые читать, Пересматривать эстампы И по клавишам бренчать, — Щекоча мозги
Наши предки лезли в клети И шептались там не раз: «Туго, братцы… видно, дети Будут жить вольготней нас».
В трамвае, набитом битком,— Средь двух гимназисток, бочком, Сижу в настроенье прекрасном. Панама сползает на лоб.
Пахнет сеном и теплом. Кто там ходит? Кто там дышит? Вьюга пляшет за селом. Ветер веет снег на крыше.
Серьезных лиц густая волосатость И двухпудовые свинцовые слова: «Позитивизм», «идейная предвзятость»
Томясь, я сидел в уголке, Опрыскан душистым горошком. Под белою ночью в тоске Стыл чёрный канал за окошком.
Наше время, подлое и злое, Ведь должно было создать нам наконец Своего любимого героя, — И дитя законнейшее
В воде декламирует жаба, Спят груши вдоль лона пруда. Над шапкой зеленого граба Топорщатся прутья гнезда.
Вы сидели в манто на скале, Обхвативши руками колена. А я — на земле, Там, где таяла пена,- Сидел совершенно
Художник в парусиновых штанах, Однажды сев случайно на палитру, Вскочил и заметался впопыхах: «Где скипидар?
Жил на свете анархист, Красил бороду и щеки, Ездил к немке в Териоки И при этом был садист.
Пришла во двор корова: — Му! я здорова, Раздуты бока, — Кому молока? — Прибежал теленок. Совсем ребенок
Моя жена — наседка, Мой сын, увы, эсер, Моя сестра — кадетка, Мой дворник — старовер. Кухарка — монархистка
Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом, Жена на локоны взяла последний рубль, Супруг, убитый лавочкой
(с натуры) Звание солдата почетно. (Воинский устав) «Всяк солдат слуга престола И защитник от врагов
На дачной скрипучей веранде Весь вечер царит оживленье. К глазастой художнице Ванде Случайно сползлись
Вчера мой кот взглянул на календарь И хвост трубою поднял моментально, Потом подрал на лестницу, как
Кто в трамвае, как акула, Отвратительно зевает? То зевает друг-читатель Над скучнейшею газетой.
Еж забрался в дом из леса! Утром мы его нашли — Он сидел в углу за печкой И чихал в густой пыли.