Стихи Сергея Гандлевского

Памяти поэта И с мертвыми поэтами вести Из года в год ученую беседу; И в темноте по комнате бродить В

Молодость ходит со смертью в обнимку, Ловит ушанкой небесную дымку, Мышцу сердечную рвет впопыхах.

Сегодня дважды в ночь я видел сон. Загадочный, по существу, один И тот же. Так цензура сновидений, Усердная

Цыганскому зуду покорны, Набьем барахлом чемодан. Однажды сойдем на платформы Чужих оглушительных стран.

I Самолеты летят в Симферополь, И в Батуми, и в Адлер, и весь Месяц май пахнет горечью тополь, Вызывая

Чикиликанье галок в осеннем дворе И трезвон перемены в тринадцатой школе. Росчерк ТУ-104 на чистой заре

Грешный светлый твой лоб поцелую, Тотчас хрипло окликну впустую, Постою, ворочусь домой. Вот и все.

Я смежу беспокойные теплые веки, Я уйду ночевать на снегу Кызгыча, Полуплач-полуимя губами шепча, — Пусть

Весной, проездом, в городе чужом, В урочный час — расхожая морока. Как водоросль громадная во мгле, Шевелится

Рабочий, медик ли, прораб ли — Одним недугом сражены — Идут простые, словно грабли, России хмурые сыны.

О, если б только не бояться, Когда в рождественскую мглу Вишневым пламенем ложатся Три телефона на углу!

                                 А. Цветкову Как просто все: толпа в буфете, Пропеллер дрогнет голубой

Стоит одиноко на севере диком Писатель с обросшею шеей и тиком Щеки, собирается выть. Один-одинешенек

Мне тридцать, а тебе семнадцать лет. Наверное, такой была Лаура, Которой (сразу видно, не поэт) Нотации

Вот наша улица, допустим, Орджоникидзержинского, Родня советским захолустьям, Но это все-таки Москва.

                               И.Б. Бывают вечера – шатается под ливнем Трава, и слышен водосточный хрип.

До колючих седин доживу И тогда извлеку понемножку Сотню тысяч своих дежавю Из расколотой глиняной кошки.

Вот когда человек средних лет, багровея, шнурки Наконец-то завяжет и с корточек встанет, помедля, И пойдет

Ай да сирень в этом мае! Выпуклокрупные гроздья Валят плетни в деревнях, а на Бульварном кольце Тронут

«Расцветали яблони и груши», — Звонко пела в кухне Линда Браун. Я хлебал портвейн, развесив уши.

Было так грустно, как если бы мы шаг за шагом Хвойной тропинкой взошли на обветренный холм И примостились

                                           М.Т. Сигареты маленькое пекло. Тонкий дым разбился об окно.

Жене Все громко тикает. Под спичечные марши В одежде лечь поверх постельного белья. Ну-ну, без глупостей.

Мне холодно. Прозрачная весна… О.Мандельштам Апреля цирковая музыка — Трамваи, саксофон, вороны — Накроет

Дай Бог памяти вспомнить работы мои, Дать отчет обстоятельный в очерке сжатом. Перво-наперво следует

Мы знаем приближение грозы, Бильярдного раскатистого треска – Позвякивают ведра и тазы, Кликушествует

Среди фанерных переборок И дачных скрипов чердака Я сам себе далек и дорог, Как музыка издалека.

Неудачник. Поляк и истерик, Он проводит бессонную ночь, Долго бреется, пялится в телик И насилует школьницу-дочь.

Растроганно прислушиваться к лаю, Чириканью и кваканью, когда В саду горит прекрасная звезда, Названия

Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со Сталиным на лобовом стекле;

Без устали вокруг больницы Бежит кирпичная стена. Худая скомканная птица Кружит под небом дотемна.

Две-три ноты в нестройном порядке… Б.К. За Москва-рекой в полуподвале Жил высокого роста блондин.

Скрипит? А ты лоскут газеты Сложи в старательный квадрат И приспособь, чтоб дверца эта Не отворялась невпопад.

Б.Кенжееву Мое почтение. Есть в пасмурной отчизне Таможенный обряд, и он тебе знаком: Как будто гасят

Это праздник. Розы в ванной. Шумно, дымно, негде сесть. Громогласный, долгожданный, Драгоценный.

Что ж, зима. Белый улей распахнут. Тихим светом насыщена тьма. Спозаранок проснутся и ахнут, И помедлят

Памяти матери I Говори. Что ты хочешь сказать? Не о том ли, как шла Городскою рекою баржа по закатному

Косых Семен. В запое с Первомая. Сегодня вторник. Он глядит в окно, Дрожит и щурится, не понимая Еще

…То весь готов сойти на нет В революцьонной воле. Б.Пастернак                                        А.

Будет все. Охлажденная долгим трудом Устареет досада на бестолочь жизни, Прожитой впопыхах и взахлеб.

Раздвину занавеси шире. На кухню поутру войду. Там медный маятник, и гири Позвякивают на ходу.

Памяти родителей Сначала мать, отец потом Вернулись в пятьдесят девятый И заново вселились в дом, В котором

Есть в растительной жизни поэта Злополучный период, когда Он дичится небесного света И боится людского суда.

Давным-давно забрели мы на праздник смерти, Аквариум вещей скорби вовсю прижимая к себе. Сказочно-страшно

Я был зверком на тонкой пуповине. Смотрел узор морозного стекла. Так замкнуто дышал посередине Младенчества

Еврейским блюдом угощала. За антикварный стол сажала. На «вы» из принципа звала. Стелила спать на раскладушке.

Самосуд неожиданной зрелости, Это зрелище средней руки Лишено общепризнанной прелести — Выйти на берег

                                                  Матери Далеко от соленых степей саранчи, В глухомани

Ружейный выстрел в роще голой. Пригоршня птиц над головой. Еще не речь, уже не голос — Плотины клекот горловой.

Е.Ф.Фадеевой Не сменить ли пластинку? Но родина снится опять. Отираясь от нечего делать в вокзальном