Стихи Шарля Бодлера

Отец еще дышал, кончины ожидая, А Гарпагон в мечтах уже сказал себе: «Валялись, помнится, средь нашего

Моей обителью был царственный затвор. Как грот базальтовый, толпился лес великий Столпов, по чьим стволам

Душа, тобою жизнь столетий прожита! Огромный шкап, где спят забытые счета, Где склад старинных дел, романсов

Друг мира, неба и людей, Восторгов трезвых и печалей, Брось эту книгу сатурналий, Бесчинных оргий и скорбей!

Ты вся — как розовый осенний небосклон! Во мне же вновь растет печаль, как вал прилива, И отступает вновь

Луна уже плывет медлительно и низко. Она задумалась, — так, прежде чем уснуть, В подушках утонув, мечтает

К Тебе, к Тебе одной взываю я из бездны, В которую душа низринута моя… Вокруг меня — тоски свинцовые

Скажи, ты видел ли, как гордая Диана Легко и весело несется сквозь леса, К толпе поклонников не преклоняя

Да, колыбель моя была в библиотеке; Пыль, Вавилон томов, пергамент, тишина, Романы, словари, латыняне

Люблю тот век нагой, когда, теплом богатый, Луч Феба золотил холодный мрамор статуй, Мужчины, женщины

Леса дремучие, вы мрачны, как соборы, Печален, как орган, ваш грозный вопль и шум В сердцах отверженных

Казармы сонные разбужены горнистом. Под ветром фонари дрожат в рассвете мглистом. Вот беспокойный час

Февраль, седой ворчун и враг всего живого, Насвистывая марш зловещий похорон, В предместьях сеет смерть

В струении одежд мерцающих ее, В скольжении шагов — тугое колебанье Танцующей змеи, когда факир свое

С еврейкой бешеной простертый на постели, Как подле трупа труп, я в душной темноте Проснулся, и к твоей

Как птица, радостно порхая вкруг снастей, Мой дух стремился вдаль, надеждой окрыленный, И улетал корабль

Мой котик, подойди, ложись ко мне на грудь, Но когти убери сначала. Хочу в глазах твоих красивых потонуть

То — образ женщины с осанкой величавой, Чья прядь в бокал вина бежит волной курчавой, С чьей плоти каменной

Уж вечер. Все цветущие растенья, Как дым кадил, роняют аромат; За звуком звук по воздуху летят;

Сюда, на грудь, любимая тигрица, Чудовище в обличье красоты! Хотят мои дрожащие персты В твою густую

О если б в грудь мою проник, Сизиф, твой дух в работе смелый, Я б труд свершил рукой умелой!

Я, как ангел со взором суровым, Под твоим буду снова альковом. Я смутить не хочу тишину, С тенью ночи

Я — сумрачный король страны всегда дождливой, Бессильный юноша и старец прозорливый, Давно презревший

Восход сегодня — несказанный! На что нам конь, давай стаканы, И на вине верхом — вперед В надмирный праздничный полет!

Твой вид беспечный и ленивый Я созерцать люблю, когда Твоих мерцаний переливы Дрожат, как дальняя звезда.

Не раз раздастся звон потешных бубенцов; Не раз, целуя лоб Карикатуры мрачной, Мы много дротиков растратим

От книжной мудрости иль нег любви устав, Мы все влюбляемся, поры достигнув зрелой, В изнеженность и мощь

Старинная виньетка Не то шутом, не то царем, В забавно-важной роли, Амур на черепе людском Сидит, как

Не стану спорить, ты умна! Но женщин украшают слезы. Так будь красива и грустна, В пейзаже зыбь воды

Когда, небрежная, выходишь ты под звуки Мелодий, бьющихся о низкий потолок, И вся ты — музыка, и взор

Крылатый серафим, упав с лазури ясной Орлом на грешника, схватил его, кляня, Трясет за волосы и говорит

В груди у всех, кто помнит стыд И человеком зваться может, Живет змея, — и сердце гложет, И «нет» на

Средь шума города всегда передо мной Наш домик беленький с уютной тишиной; Разбитый алебастр Венеры и

В века, когда, горя огнем, Природы грудь Детей чудовищных рождала сонм несчетный, Жить с великаншею я

Постели, нежные от ласки аромата, Как жадные гроба, раскроются для нас, И странные цветы, дышавшие когда-то

Когда в давящей тьме ночей, Христа заветы исполняя, Твой прах под грудою камней Зароет в грязь душа святая

В пустыне выжженной, сухой и раскаленной Природе жалобы слагал я исступленный, Точа в душе своей отравленный

Разврат и Смерть, — трудясь, вы на лобзанья щедры; Пусть ваши рубища труд вечный истерзал, Но ваши пышные

Ех-vоtо [Дар по обету (лат.)] в испанском вкусе Хочу я для тебя, Владычицы, Мадонны, На дне своей тоски

Возможно ль задушить, возможно ль побороть Назойливое Угрызенье, Сосущее, как червь — бесчувственную

Голубка моя, Умчимся в края, Где все, как и ты, совершенство, И будем мы там Делить пополам И жизнь

Я знаю сладкий яд, когда мгновенья тают И пламя синее узор из дыма вьет, А тени прошлого так тихо пролетают

Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь: «Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?» — Бесхитростность

Ты на постель свою весь мир бы привлекла, О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла! Чтоб зубы упражнять

Любовница дворцов, о, муза горьких строк! Когда метет метель, тоскою черной вея, Когда свистит январь

Порою музыка объемлет дух, как море: О бледная звезда, Под черной крышей туч, в эфирных бездн просторе

Мать воспоминаний, нежная из нежных, Все мои восторги! Весь призыв мечты! Ты воспомнишь чары ласк и снов

На сумрачных стенах обителей святых, Бывало, Истина в картинах представала Очам отшельников, и лед сердец

«Какие помыслы гурьбой Со свода бледного сползают, Чем дух мятежный твой питают В твоей груди, давно пустой?

Смотри, диск солнечный задернут мраком крепа; Окутайся во мглу и ты, моя Луна, Курясь в небытии, безмолвна