Стихи Шарля Бодлера
В бутылках в поздний час душа вина запела: «В темнице из стекла меня сдавил сургуч, Но песнь моя звучит
Надпись для картины Эдуарда Мане Среди всех прелестей, что всюду видит глаз, Мои желания колеблются упорно
Мгновенный женский взгляд, обвороживший нас, Как бледный луч луны, когда в лесном затоне Она, соскучившись
Как нежны тонких рук и ног твоих изгибы! Все жены белые завидовать могли бы Широкому бедру, а бархат
Влей мне в мертвую грудь исступленье; Не гаси этот пламень в груди, Страсть, сердец ненасытных томленье!
I Для отрока, в ночи глядящего эстампы, За каждым валом — даль, за каждой далью — вал. Как этот мир велик
Твои черты, твой смех, твой взор Прекрасны, как пейзаж прекрасен, Когда невозмутимо ясен Весенний голубой простор.
Есть запахи, чья власть над нами бесконечна: В любое вещество въедаются навечно. Бывает, что, ларец диковинный
Я с нею встретился в краю благоуханном, Где в красный балдахин сплелась деревьев сень, Где каплет с стройных
Буду петь тебя на новых струнах, О, юница, играющая В моем одиноком сердце. Оплету тебя гирляндами, О
Бойцы сошлись на бой, и их мечи вокруг Кропят горячий пот и брызжут красной кровью. Те игры страшные
Вот вечер сладостный, всех преступлений друг. Таясь, он близится, как сообщник; вокруг Смыкает тихо ночь
Остынь, моя Печаль, сдержи больной порыв. Ты Вечера ждала. Он сходит понемногу И, тенью тихою столицу
Рисунок неизвестного мастера Среди шелков, парчи, флаконов, безделушек, Картин, и статуй, и гравюр, Дразнящих
С осанкой важною, как некогда живая, С платком, перчатками, держа в руке букет, Кокетка тощая, красоты
Лишь Смерть утешит нас и к жизни вновь пробудит, Лишь Смерть — надежда тем, кто наг и нищи сир, Лишь
Струится кровь моя порою, как в фонтане, Полна созвучьями ритмических рыданий, Она медлительно течет
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали? Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь? И ночью бледный страх…
В предместье, где висит на окнах ставней ряд, Прикрыв таинственно-заманчивый разврат, Лишь солнце высыплет
Мать греческих страстей и прихотей латинских, О Лесбос, родина томительнейших уз, Где соплеменник солнц
Скажи, душа твоя стремится ли, Агата, Порою вырваться из тины городской В то море светлое, где солнце
Чтоб дань платить, тебе судьбою Даны два поля, человек; Ты сталью разума весь век Их должен резать, как сохою.
Один лишь только раз вы мраморной рукою О руку оперлись мою. Я в недрах памяти, мой добрый друг, с тоскою
Амина нимфою летит, парит… Вослед Валлонец говорит: «По мне, все это бред! А что до всяких нимф, то их
Высоко над водой, высоко над лугами, Горами, тучами и волнами морей, Над горней сферой звезд и солнечных
Где тисы стелют мрак суровый, Как идолы, за рядом ряд, Вперяя в сумрак красный взгляд, Сидят и размышляют совы.
Жена в земле… Ура! Свобода! Бывало, вся дрожит душа, Когда приходишь без гроша, От криков этого урода.
Ревела улица, гремя со всех сторон. В глубоком трауре, стан тонкий изгибая, Вдруг мимо женщина прошла
I Я о тебе одной мечтаю, Андромаха, Бродя задумчиво по новой Карусель, Где скудный ручеек, иссякший в
О смертный! как мечта из камня, я прекрасна! И грудь моя, что всех погубит чередой, Сердца художников
«Откуда скорбь твоя? зачем ее волна Взбегает по скале, чернеющей отвесно?» — Тоской, доступной всем
Моя весна была зловещим ураганом, Пронзенным кое-где сверкающим лучом; В саду разрушенном не быть плодам
Художник мудрый пред тобой, Сатир пронзительных создатель. Он учит каждого, читатель, Смеяться над самим собой.
Поэт в тюрьме, больной, небритый, изможденный, Топча ногой листки поэмы нерожденной, Следит в отчаянье
Как иронический вопрос — Полночный бой часов на башне: Минувший день, уже вчерашний, Чем был для нас
Служанка скромная с великою душой, Безмолвно спящая под зеленью простой, Давно цветов тебе мы принести мечтали!
Вчера клан ведунов с горящими зрачками Стан тронул кочевой, взяв на спину детей Иль простерев сосцы отвиснувших
Пусть искажен твой лик прелестный Изгибом бешеных бровей — Твой взор вонзается живей; И, пусть не ангел
Твой взор загадочный как будто увлажнен. Кто скажет, синий ли, зеленый, серый он? Он то мечтателен, то
Прекрасно солнце в час, когда со свежей силой Приветом утренним взрывается восток. — Воистину блажен
Кто изваял тебя из темноты ночной, Какой туземный Фауст, исчадие саванны? Ты пахнешь мускусом и табаком
Г-ну Эжену Фромантену по поводу одного зануды, который назвал себя его другом Он мне твердил, что он
В неверных отблесках денницы Жизнь кружит, пляшет без стыда; Теней проводит вереницы И исчезает навсегда.
I Идея, Форма, Существо Низверглись в Стикс, в его трясину, Где Бог не кинет в грязь и в тину Частицу
Когда затихнешь ты в безмолвии суровом, Под черным мрамором, угрюмый ангел мой, И яма темная, и тесный
Природа — строгий храм, где строй живых колонн Порой чуть внятный звук украдкою уронит; Лесами символов
Часы! угрюмый бог, ужасный и бесстрастный, Что шепчет: «Вспомни все!» и нам перстом грозит, — И вот
Белая девушка с рыжей головкой, Ты сквозь лохмотья лукавой уловкой Всем обнажаешь свою нищету И красоту.
Луна, моих отцов бесхитростных отрада, Наперсница мечты, гирляндою цветной Собравшая вокруг звезд раболепный
I Сын Авеля, дремли, питайся; К тебе склонен с улыбкой Бог. Сын Каина, в грязи валяйся, Свой испустив