Стихи Брюсова Валерия

День вечерел. Мы были двое. Ф. Тютчев Помню вечер, помню лето, Рейна полные струи, Над померкшим старым

Цветы подкошенные, Рядами брошенные, Свой аромат, Изнемогающие, В лучах сгорающие, Дыша, струят.

Тот, владыка написанных слов, Тот, царящий над мудростью книг! Научи меня тайне письмен, Подскажи мне

Великое презрение и к людям и к себе Растет в душе властительно, царит в моей судьбе. Любил бы, да не

Едва ли ей было четырнадцать лет — Так задумчиво гасли линии бюста. О, как ей не шел пунцовый цвет, Символ

Пусть пред окном моим не взносит Юнгфрау купол вековой, И знаю, что закат не бросит Змей на лагуны предо мной;

По бездорожьям царственной пустыни, Изнемогая жаждой, я блуждал. Лежал песок, за валом вал, Сияли небеса

В твоем, в века вонзенном имени, Хранимом — клад в лесу — людьми, Кто с дрожью не расслышит, Римини

(Рифмы 5 и 4-сложные) С губами, сладко улыбающимися, Она глядит глазами суженными, И черны пряди вкруг чела;

Серафимов вереницы Наше ложе окружили. Веют в пламенные лица Тихим холодом воскрылий. Серафимы полукругом

Сквозь туман таинственный Голос слышу вновь, Голос твой единственный, Юная любовь! Тихо наклоняется Призрак

Высь, ширь, глубь. Лишь три координаты. Мимо них где путь? Засов закрыт. С Пифагором слушай сфер сонаты

«Мне первым мужем был купец богатый, Вторым поэт, а третьим жалкий мим, Четвертым консул, ныне евнух

— Юноша! грустную правду тебе расскажу я: Высится вечно в тумане Олимп многохолмный. Мне старики говорили

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе, Александр Завоеватель, я — дрожа — молюсь тебе.

Не в первый раз твои поля Обозреваю я, Россия; Чернеет взрытая земля, Дрожат, клонясь, овсы тугие И

В этот светлый вечер мая, В этот час весенних грез, Матерь бога пресвятая, Дай ответ на мой вопрос.

Почему мы снова связаны Страсти пламенным жгутом? Иль не все слова досказаны В черном, призрачном былом?

Домчало нас к пристани в час предвечерний, Когда на столбах зажигался закат, И волны старались плескаться

Когда былые дни я вижу сквозь туман, Мне кажется всегда — то не мое былое, А лишь прочитанный восторженный роман.

Язык изломан? Что ж! — глядите: Слова истлевшие дотла. Их разбирать ли, как Эдите На поле Гастингском тела?

Нам должно жить! Лучом и светлой пылью, Волной и бездной должно опьянеть, И все круги пройти — от торжества

Звезды закрыли ресницы, Ночь завернулась в туман; Тянутся грез вереницы, В сердце любовь и обман.

Свежей и светлой прохладой Веет в лицо мне февраль. Новых желаний — не надо, Прошлого счастья — не жаль.

О, эти встречи мимолетные На гулких улицах столиц! О, эти взоры безотчетные, Беседа беглая ресниц!

Как мечты о мечтах отошедшего детства, — Над папирусом никнуть в святилище Ра, В тогу на форум небрежно

На Невском, как прибой нестройный, Растет вечерняя толпа. Но неподвижен сон спокойный Александрийского столпа.

Царь, Бил-Ибус, я, это вырезал здесь, Сын Ассура, я, был велик на земле. Города разрушал, я, истреблял

Безмолвные свидетели Вечерних сожалений, Меня перстом отметили Собравшиеся тени. Отвергнуты, обмануты

Нет, не могу покориться тебе! Нет, буду верен последней судьбе! Та, кто придет, чтобы властвовать мной

В не новом мире грез и прозы Люби огни звезды вечерней, Со смехом смешанные слезы, Дыханье роз, уколы

Обманули твои, ах! поцелуи, Те, что ночь напролет я пил, как струи. Я мечтал навсегда насытить жажду

Дрожит ладья, скользя медлительно, На тихих волнах дрожит ладья. И ты и я, мы смотрим длительно, В одном

В полях забытые усадьбы Свой давний дозирают сон. И церкви сельские, простые Забыли про былые свадьбы

— Что ты здесь медлишь в померкшей короне, Рыжая рысь? Сириус ярче горит на уклоне, Открытей высь.

Оплетены колонки Лозою виноградной, И ладана дым тонкий Висит, дрожит усладно. Поют: «Мы херувимов Изображаем

Остеженный последним снегом, Весну встречая, грезит лес, И тучи тешатся разбегом, Чертя аэродром небес.

Желтым золотом окрашены Дали в просветы хвои. Солнца луч полупогашенный Бьет в прибрежные струи.

Закатной яркостью взнесенный Из душной сладости темниц, Забудь обет, произнесенный Пред жертвенником, лежа ниц.

Во все века жила, затаена, И жажда светлых, благостных веселий. Настали сроки: струны вновь запели, И

Всем душам нежным и сердцам влюбленным, Кого земной Любви ласкали сны, Кто пел Любовь во дни своей весны

Когда впервые, в годы блага, Открылся мне священный мир И я со скал Архипелага Заслышал зов истлевших

Гнутся высокие лотосы, До неба высятся маки, И воскрешенные образы Медленно бродят во мраке.

Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый — То лицемерие; пред искренностью — страх! Мы все притворствуем

(Рифмы дактиле-хореические) Красная и синяя — Девочки в траве, Кустики полыни Им по голове.

День растоплен; море сине; Подступили близко горы. Воздух чист, и четкость линий Утомляет взоры.

Дождь окрасил цветом бурым Камни старой мостовой. Город хмур под небом хмурым, Даль — за серой пеленой.

У светлой райской двери, Стремясь в Эдем войти, Евангельские звери Столпились по пути. Помногу и по паре

Слова любви еще так нежны, Так жарки сгибы алчных рук, Ночь, древний царь многоодеждный, Бросая тьму

Неколебимой истине Не верю я давно, И все моря, все пристани Люблю, люблю равно. Хочу, чтоб всюду плавала