Стихи Брюсова Валерия
(Параллелизм) Царь, Бил-Ибус, я, это вырезал здесь, Сын Ассура, я, был велик на земле. Города разрушал
Фарман, иль Райт, иль кто б ты ни был! Спеши! настал последний час! Корабль исканий в гавань прибыл
— Кто ты? — «Я — чувство, я — любовь. Ты видишь: я в короне звездной». — Зачем же ты приходишь вновь
Лик Медузы, лик грозящий, Встал над далью темных дней, Взор — кровавый, взор — горящий, Волоса — сплетенья змей.
Amor condusse noi ad una…[1] Любовь ведет нас к одному, Но разными путями: Проходишь ты сквозь скорбь
(Сплошные рифмы) Черный и упрямый локон вьется нежно близ меня, Но упорно в рамы окон льется снежный
Мечты любимые, заветные мечты, Виденья радости — и красоты! Вы спите, нежные, в расписанных гробах, Нетленные
Молитесь о праздничных розах, О лилиях чистых молитесь, О реющих летом стрекозах, О призраках, виденных
Миллионы, миллиарды, числа невыговариваемые, Не версты, не мили, солнце-радиусы, светогода!
На дальней полке мирным строем стоя, Спят с ранних лет любимые тома: В них дремлет луч тропического зноя
Я видел их. Они вдвоем на пляже Бродили. Был он грустен и красив; И не сходила с уст одна и та же Улыбка.
Ее движенья непроворны, Она ступает тяжело, Неся сосуд нерукотворный, В который небо снизошло.
Настал заветный час дремотный. Без слов, покорствуя судьбе, Клонюсь я к бездне безотчетной С последней
Не все ль равно, была ль ты мне верна? И был ли верен я, не все равно ли? Не нами наша близость решена
Пришла и мир отгородила Завесой черной от меня, Зажгла небесные кадила, Вновь начала богослуженье, И
Обошла тропа утес, Выше всходят буки. Позади лесные звуки, Крики птиц, и диких коз. Впереди редеет лес
Свой суд холодный и враждебный Ты произнес, но ты не прав! Мои стихи — сосуд волшебный В тиши отстоянных отрав!
Ангел Огни твоей земной вселенной — Как тень в лучах иных миров! Поэт Но я люблю мой дух надменный И
Ветер гонит искры снега Мимо окон, застя свет; В свисте вьюги взрывы смеха; Чутко плачет печь в ответ.
Как Мелизанда, и ты уронила корону в глубокий родник, Плакала долго, напрасно клонила над влагой прозрачной свой лик.
Николаю Минаеву …а в миг паденья — Взгляд, лишь взгляд один, без сожаленья! Urbi et Оrbi Издревле сладостный
Сторонитесь! Прокаженный идет, Сторонитесь! Проклят мой род, Согрешил мой отец, За грехи карает господь
Ищу грибы, вскрывая палочкой Зелено-бархатные мхи; Любуюсь простенькой фиалочкой; Слагаю скромные стихи.
Внутри земли, в холодном царстве тьмы, Заключены невидимые воды, Они живут без света и свободы В немых
Полно! Не впервые Испытанья Рок Подает России: Беды все — на срок. Мы татарской воле Приносили дань
Мой дорогой Малерб! Ты долго ль будешь горе Скрывать в глуши лесов, Оплакивая ту, что с кротостью во
(Однозвучия) Северным ветром взволнован, остужен, Буйно вздымает валы океан… Челн мой давно с непогодами дружен.
Быть может, суждено земле В последнем холоде застынуть; Всему живому — в мертвой мгле С безвольностью
Тот в гробе спит, тот дальний сиротеет. А. Пушкин Пришли рассеяния годы, Нам круг друзей не съединить
Вот и ты, печальная, отчалила От моих безмолвных берегов. Солнце бледный твой венок ужалило, Солнце воды
Разбегаются снова поля за окном, Темный лес по окружности медленно вертится, Сеть из проволок то на кругу
Речи медной, когда-то звучавшей на форуме Римском, Я бы ответить желал звуками тех же времен, Но дерзну
Ручей, играющий в долине, Ты к нам бежишь издалека; Ты родился на той вершине, Где льды в покое спят века.
Сплошное кваканье лягушек С давно заросшего пруда, — Когда из-за лесных верхушек Блестит вечерняя звезда;
Скала к скале; безмолвие пустыни; Тоска ветров, и раскаленный сплин. Меж надписей и праздничных картин
Случайность и намеренность Их разум разделил, Не верю я в уверенность И в силу наших сил. Творим мы волю
Четвертый Октябрь Окликаю Коршуна в пустыне: — Что летишь, озлоблен и несмел?— «Кончен пир мой!
Была зима; лежали плотно Снега над взрытостью полей, Над зыбкой глубиной болотной Скользили, выводя изгибы
Столетия — фонарики! о, сколько вас во тьме, На прочной нити времени, протянутой в уме! Огни многообразные
Мы бродим в неконченом здании По шатким, дрожащим лесам, В каком-то тупом ожидании, Не веря вечерним часам.
Женщина, безумная гордячка! Мне понятен каждый ваш намек, Белая весенняя горячка Всеми гневами звенящих строк!
Что чувствовала ты, Психея, в оный день, Когда Эрот тебя, под именем супруги, Привел на пир богов под
Эта светлая ночь, эта тихая ночь, Эти улицы, узкие, длинные! Я спешу, я бегу, убегаю я прочь, Прохожу
Благодарю, священный Хронос! Ты двинул дней бесценных ряд,— И предо мной свой белый конус Ты высишь
Ты постиг ли, ты почувствовал ли, Что, как звезды на заре, Парки древние присутствовали В день крестильный
Эту женщину я раз единый видел. Мне всегда казалось: было то во сне. Я ее любил; потом возненавидел;
Мне опять приснились дебри, Глушь пустынь, заката тишь. Желтый лев крадется к зебре Через травы и камыш.
Царя властительно над долом, Огни вонзая в небосклон, Ты труб фабричных частоколом Неумолимо окружен.
Над морем, где древние фризы, Готовя отважный поход, Пускались в туман серо-сизый По гребням озлобленных
Я люблю высокие дома, Где небо чуть светит у крыши, Я люблю высокие дома,— И тем больше люблю, чем они выше.