Стихи Павловой Веры

Я не вру, а слово врет, фразы складываются косо. Говорю, как будто рот не опомнился от наркоза, под которым

Снег. Над балконом флаги пеленок. Первый, блин, комом в горле ребенок. Санки возила по редколесью.

телефонные кнопки похожи на четки Господи помилуй занято

Грудь на грудь, сердцами перестукиваться, чтобы сговориться о побеге (грудь на грудь, на пуговицу пуговица)

Под черепаховой гребёнкой заката: надо же — я рыжая! А может быть, родить ребёнка? Не может быть, что

Как нестерпимо жалит жалость к себе! И плачешь на плече. Мне столько музыки досталось, что целый зал

Всходить на костёр Жанною, взвиваться над ним Лилит… Слёзы — автоматическая противопожарная система.

Да здравствуют высокопарность, серьезность, пафос, благородство! Свобода есть неблагодарность, если не

Граница — синяк. Её расширение — шишка. Здорово, земляк! Что слышно из дому, братишка? Что носят?

С богом, в небо, путем проторенным — пятнадцать часов от дому до дому. Счастье — это горе, которому удалось

Нежности мурашки, ноты для слепых. Плоше первоклашки я читаю их. Может быть, Мефодий, может быть, Кирилл

Не затем ли столько времени я сама себя морочила, чтобы платье для беременной доносить за младшей дочерью

Любовь – урок дыханья в унисон. Беда – урок дыхания цепного. И только сон, и только крепкий сон – урок

Руки выкручивала кручина, утро чернело дремучим лесом, боль выжигала свою причину льдом калёным, солёным

Мгновение в полете — мотылек. Лови, лови! В ладонях шевеленье щекотно. А раскроешь — там листок, еще

Покамест я всем детям тётя, всем баба мужикам. А буду я всем детям баба, всем тётка мужикам.

Самое жаркое — на поверхности. Самое сладкое — где? — На дне. Это сказано не о верности, не о кофе в

Вергилий в предсмертном бреду просил сжечь «Энеиду». Блок — «Двенадцать». Успеть сжечь то, что хочешь

Если хмуришь брови, значит, я ни при чём. Если вижу профиль, значит, ты за рулём. Если с плеча рубишь

Свет невечерний жизни скудельной — нежность. В жару и стужу и колыбелью, и колыбельной будет жена мужу.

на песке необитаемого острова на стенах камеры смертников ногтями на крышке гроба проснувшись под землёй

Поэт и чернь? Поэт и Черни, “Искусство беглости”. Куда бежать от любопытной черни, от неизбежного стыда

Одиночество в квадрате окна, одиночество в кубе комнаты, когда хочешь остаться одна и серьёзно обдумать

Время течет слева направо — с красной строки до черствой корки. Многих жалко. Многие правы.

Больше жизни люблю того, с кем жизнь не делю. Меньше жизни люблю того, кого вообще не люблю.

рука в руке две линии жизни крест-накрест

Просеивают птицы тишину сквозь мелкое серебряное сито. Сосна сосне: сосни, и я сосну. Закат рассвету

Спала, а потом досыпала, песок в часы досыпала и столько его насыпала, что доверху их засыпала, и струйка

Дни стоят такие нежилые — кто поставил, для чего стоят? Чтобы птицы пререкались злые? Чтобы с крыш ритмично капал яд?

Удержать и думать нечего, только — приостановить: утро дотянуть до вечера, вечер за полночь продлить

Радуюсь, радуюсь, радуюсь… Зла, горяча, чиста, сила твоя — радиус моего живота. Павши на лоно замертво

двадцать четвертое ребро последний адам все висков серебро тебе отдам все золото тишины клятв елей за

Наконец-то повезло! Неужели наяву? Понимаешь с полусло, подпеваешь с полузву, приголу — и нет уста.

Искала слова, которые ни разу не были песней, и вдруг поняла, что втборою, в терцию петь интересней.

Память, дырявый мешок, стольких бессонниц напасть! Было ли ей хорошо в час, когда я началась, — маме?

Время уступать место тем кто мне уступает место в общественном транспорте в час пик

Этих слов не снести почтальону, самолету крениться крылом, этих, пахнущих сердцем паленым и покоем, пошедшим

Играли в четыре руки сломали три ногтя твой и два моих

Мораль есть нравственность б/у, весьма поношенное платье. Я видела ее в гробу, она меня — в твоих объятьях.

Вопрос ребра всегда ребром. Но на хера Адаму дом? Адаму — путь, Адаму — сев, Адаму — вздуть двенадцать ев.

Если имя отрывается от тела, то по линии отрыва от друзей. Если имя отрывается от дела, между ними открывается музей.

А книги, если что, поделим так: тебе -нечетные, мне — четные страницы из тех, что мы друг другу вслух

Часики мои — пешеходы. Ходики мои — ползунки. Радости мои — от природы. Трудности мои — от руки.

Плачу, потому что не можешь со мной жить. Не можешь со мной жить, потому что плачу. Плачу потому, что

Радостью крылатое, сердце моё, рвись вверх по эскалатору, движущемуся вниз! Не избыть, не вылечить взламывающую

Нет, нет, не ревность — благодарность. Под сенью тысячи гостиниц мне столько нежности досталось, наследнице

Точное слово всегда — приговор, даже если оно о любви. Блестит, как нож, хрустит, как затвор, воздух

Любились так, будто завтра на фронт или вчера из бою, будто бы, так вбирая рот в рот, его унесешь с собою

Как засыпается на лаврах? — сбивая простыни в комок. Как почивается на лаврах? — без задних ног, без

Отпала от пола, отпела о поле, припала к поле твоего долгополого, не мужского, не женского облачения