Стихи Иванова Вячеслава

Над бездной ночи Дух, горя, Миры водил Любви кормилом; Мой дух, ширяясь и паря, Летал во сретенье светилам.

Пышные угрозы Сулицы тугой, Осыпая розы, Гонят сонм нагой; Машут девы-птицы Тирсами в погоне;

Страстной чредою крестных вех, О сердце, был твой путь унылый! И стал безлирным голос милый, И бессвирельным

Эта каменная глыба, как тиара, возлегла На главу в толпе шеломов, и над ней клубится мгла. Этой церкви

Зима души. Косым издалека Ее лучом живое солнце греет, Она ж в немых сугробах цепенеет, И ей поет метелицей тоска.

Как и шаги звучат волшебно, И стук колес во тьме ночей!.. И как вперение враждебно Слепых предутренних очей!

Чаровал я, волхвовал я, Бога Вакха зазывал я На речные быстрины, В чернолесье, в густосмолье, В изобилье

Чуковский, Аристарх прилежный, Вы знаете — люблю давно Я вашей злости голос нежный, Ваш ум, веселый, как вино.

Вечера павлины Небеса рядили. Двое нисходили Из глухой долины. Из глухих скитаний Озеро манило.

Снега, зарей одеты В пустынях высоты, Мы — Вечности обеты В лазури Красоты. Мы — всплески рдяной пены

1 Весна вошла в скит белый гор, В глухих снегах легла. Весь наг и чёрен мой бугор. Из глуби дышит мгла.

Та, что любит эти горы, Та, что видит эти волны И спасает в бурю челны Этих бедных рыбаков,— От земного

В прозрачный, сумеречно-светлый час, В полутени сквозных ветвей, Она являет свой лик и проходит мимо

Великое бессмертья хочет, А малое себе не прочит Ни долгой памяти в роду, Ни слав на Божием суду,- Иное

Сумеречно слепнут Луг, и лес, и нива; Облачные дива Лунной силой крепнут. Крепнут силой лунной Неба паутины

Гроздье, зрея, зеленеет; А у корня лист лозы Сквозь багряный жар синеет Хмелем крови и грозы.

Влачась в лазури, облака Истомой влаги тяжелеют. Березы никлые белеют, И низом стелется река.

Снова в небе тихий серп Колдуньи Чертит «Здравствуй»,— выкованный уже Звонкого серпа, что режет злато.

1 Ты царским поездом назвал Заката огненное диво. Еще костер не отпылал И розы жалят: сердце живо.

Родная речь певцу земля родная: В ней предков неразменный клад лежит, И нашептом дубравным ворожит Внушенным

В этой призрачной Пальмире, В этом мареве полярном, О, пребудь с поэтом в мире, Ты, над взморьем светозарным

День белоогненный палил, Не молк цикады скрежет знойный, И кипарисов облак стройный Витал над мрамором могил.

Дрожат леса дыханьем ливней И жизнью жаждущей дрожат… Но всё таинственней и дивней Пестуньи мира ворожат.

Отчетливость больницы В сентябрьской тишине. Чахоточные лица Горят на полотне. Сиделка сердобольно Склонилась, хлопоча;

Есть агница в базальтовой темнице Твоей божницы. Жрец! Настанет срок — С секирой переглянется восток,—

Уж я топчу верховный снег Алмазной девственной пустыни Под синью траурной святыни; Ты, в знойной мгле

Слово скажу без прикрас прекрасное, если правдиво Слово мое; коли нет — други, напрасно я жил!

Людских судеб коловорот В мой берег бьет неутомимо: Тоскует каждый, и зовет, И — алчущий — проходит мимо.

Когда труды и дни Аскрейский лебедь пел, Шел, наг, с нагим рабом, за плугом земледел И, в рыхлые бразды

Братья, недолго Светлую Мать Темному пологу У нас отымать! Братья, не вечно Дева Кольца Будет, невстречена

Заискрится ль звезда закатной полосы — Звездой ответной в поднебесье Восток затеплится: и Божье равновесье

Высот недвижные озера — Отверстые зеницы гор — Мглой неразгаданного взора Небес глубоких мерят взор.

В чьи очи явственно взглянула Живая Тайна естества; Над кем вселенская листва С плодами звездными нагнула

Помертвела белая поляна, Мреет бледно призрачностью снежной. Высоко над пологом тумана Алый венчик тлеет

Рудой ведун отливных рун, Я — берег дюн, что Бездна лижет; В час полных лун седой валун, Что, приливая

Над смертью вечно торжествует, В ком память вечная живет. Любовь зовет, любовь предчует; Кто не забыл,-

Ленивым золотом текло Весь день и капало светило, Как будто влаги не вместило Небес прозрачное стекло.

Прочь от треножника влача, Молчать вещунью не принудишь, И, жала памяти топча, Огней под пеплом не избудешь.

Как речь славянская лелеет Усладу жен! Какая мгла Благоухает, лунность млеет В медлительном глагольном ла!

Подруга, тонут дни! Где ожерелье Сафирных тех, тех аметистных гор? Прекрасное немило новоселье.

Прозрачность! Купелью кристальной Ты твердь улегчила — и тонет Луна в среброзарности сизой. Прозрачность!

Да, сей пожар мы поджигали, И совесть правду говорит, Хотя предчувствия не лгали, Что сердце наше в нем сгорит.

Ветерок дохнет со взморья, Из загорья; Птица райская окликнет Вертоград мой вестью звонкой И душа, как

В румяна ль, мушки и дендизм, В поддевку ль нашего покроя, Певец и сверстник Антиноя, Ты рядишь свой

Своеначальный, жадный ум,- Как пламень, русский ум опасен Так он неудержим, так ясен, Так весел он —

День влажнокудрый досиял, Меж туч огонь вечерний сея. Вкруг помрачался, вкруг зиял Недвижный хаос Колизея.

От братии прилежной Апостола Луки Икону Тайны Нежной Писать — мне испытанье. Перенесу ль мечтанье На

И поэт чему-то учит, Но не мудростью своей: Ею он всего скорей Всех смутит иль всем наскучит.

Гость Севера! Когда твоя дорога Ведет к вратам единственного града, Где блещет храм, чья снежная громада

Здесь тихая душа затаена в дубравах И зыблет колыбель растительного сна, Льнет лаской золота к волне