Стихи Иванова Вячеслава

Ты запер меня в подземельный склеп, И в окно предлагаешь вино и хлеб, И смеешься в оконце: «Будь пьян и сыт!

Колобродя по рудам осенним, Краснолистным, темнохвойным пущам. Отзовись зашелестевшим пеням, Оглянись

1 Что порхало, что лучилось — Отзвенело, отлучилось, Отсверкавшей упало рекой… Мотыльком живое отлетело.

Налетной бурей был охвачен И тесный, и беспечный мир: Затмились волны; глянул, мрачен, Утес — и задрожал эфир.

День бледнеет утомленный, И бледнеет робкий вечер: Длится миг смущенной встречи, Длится миг разлуки томной…

Солнце, сияя, теплом излучается: Счастливо сердце, когда расточается. Счастлив, кто так даровит Щедрой

Как, наливаясь, рдяной плод Полдневной кровию смуглеет, Как в брызгах огненных смелеет, Пред близким

Замер синий сад в испуге… Брызнув в небо, змеи-дуги Огневые колесят, Миг — и сумрак оросят: Полночь пламенные

Кто знает край, где свой — всех стран школяр? Где молодость стопой стремится спешной, С огнем в очах

Как изваянная, висит во сне С плодами ветвь в саду моем — так низко… Деревья спят — и грезят?

Мы — два грозой зажженные ствола, Два пламени полуночного бора; Мы — два в ночи летящих метеора, Одной

Льются звуки, печалью глубокой. Бесконечной тоскою полны: То рассыплются трелью высокой, То замрут тихим

Над бездной ночи Дух, горя, Миры водил Любви кормилом; Мой дух, ширяясь и паря, Летал во сретенье светилам.

Пышные угрозы Сулицы тугой, Осыпая розы, Гонят сонм нагой; Машут девы-птицы Тирсами в погоне;

Страстной чредою крестных вех, О сердце, был твой путь унылый! И стал безлирным голос милый, И бессвирельным

Эта каменная глыба, как тиара, возлегла На главу в толпе шеломов, и над ней клубится мгла. Этой церкви

Зима души. Косым издалека Ее лучом живое солнце греет, Она ж в немых сугробах цепенеет, И ей поет метелицей тоска.

Как и шаги звучат волшебно, И стук колес во тьме ночей!.. И как вперение враждебно Слепых предутренних очей!

Чаровал я, волхвовал я, Бога Вакха зазывал я На речные быстрины, В чернолесье, в густосмолье, В изобилье

Чуковский, Аристарх прилежный, Вы знаете — люблю давно Я вашей злости голос нежный, Ваш ум, веселый, как вино.

Вечера павлины Небеса рядили. Двое нисходили Из глухой долины. Из глухих скитаний Озеро манило.

Снега, зарей одеты В пустынях высоты, Мы — Вечности обеты В лазури Красоты. Мы — всплески рдяной пены

1 Весна вошла в скит белый гор, В глухих снегах легла. Весь наг и чёрен мой бугор. Из глуби дышит мгла.

Та, что любит эти горы, Та, что видит эти волны И спасает в бурю челны Этих бедных рыбаков,— От земного

В прозрачный, сумеречно-светлый час, В полутени сквозных ветвей, Она являет свой лик и проходит мимо

Великое бессмертья хочет, А малое себе не прочит Ни долгой памяти в роду, Ни слав на Божием суду,- Иное

Сумеречно слепнут Луг, и лес, и нива; Облачные дива Лунной силой крепнут. Крепнут силой лунной Неба паутины

Гроздье, зрея, зеленеет; А у корня лист лозы Сквозь багряный жар синеет Хмелем крови и грозы.

Влачась в лазури, облака Истомой влаги тяжелеют. Березы никлые белеют, И низом стелется река.

Снова в небе тихий серп Колдуньи Чертит «Здравствуй»,— выкованный уже Звонкого серпа, что режет злато.

1 Ты царским поездом назвал Заката огненное диво. Еще костер не отпылал И розы жалят: сердце живо.

Родная речь певцу земля родная: В ней предков неразменный клад лежит, И нашептом дубравным ворожит Внушенным

В этой призрачной Пальмире, В этом мареве полярном, О, пребудь с поэтом в мире, Ты, над взморьем светозарным

День белоогненный палил, Не молк цикады скрежет знойный, И кипарисов облак стройный Витал над мрамором могил.

Дрожат леса дыханьем ливней И жизнью жаждущей дрожат… Но всё таинственней и дивней Пестуньи мира ворожат.

Отчетливость больницы В сентябрьской тишине. Чахоточные лица Горят на полотне. Сиделка сердобольно Склонилась, хлопоча;

Есть агница в базальтовой темнице Твоей божницы. Жрец! Настанет срок — С секирой переглянется восток,—

Уж я топчу верховный снег Алмазной девственной пустыни Под синью траурной святыни; Ты, в знойной мгле

Слово скажу без прикрас прекрасное, если правдиво Слово мое; коли нет — други, напрасно я жил!

Людских судеб коловорот В мой берег бьет неутомимо: Тоскует каждый, и зовет, И — алчущий — проходит мимо.

Когда труды и дни Аскрейский лебедь пел, Шел, наг, с нагим рабом, за плугом земледел И, в рыхлые бразды

Братья, недолго Светлую Мать Темному пологу У нас отымать! Братья, не вечно Дева Кольца Будет, невстречена

Заискрится ль звезда закатной полосы — Звездой ответной в поднебесье Восток затеплится: и Божье равновесье

Высот недвижные озера — Отверстые зеницы гор — Мглой неразгаданного взора Небес глубоких мерят взор.

В чьи очи явственно взглянула Живая Тайна естества; Над кем вселенская листва С плодами звездными нагнула

Помертвела белая поляна, Мреет бледно призрачностью снежной. Высоко над пологом тумана Алый венчик тлеет

Рудой ведун отливных рун, Я — берег дюн, что Бездна лижет; В час полных лун седой валун, Что, приливая

Над смертью вечно торжествует, В ком память вечная живет. Любовь зовет, любовь предчует; Кто не забыл,-

Ленивым золотом текло Весь день и капало светило, Как будто влаги не вместило Небес прозрачное стекло.

Прочь от треножника влача, Молчать вещунью не принудишь, И, жала памяти топча, Огней под пеплом не избудешь.