Матерные стихи классиков

Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз

Увы! напрасно деве гордой Я предлагал свою любовь! Ни наша жизнь, ни наша кровь Ее души не тронет твердой.

Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат.

Нерукотворный труд, создание Природы, Грядут тобой во все концы земли народы, Стоишь, как свет, и пасть

Вот в чём, прекрасная, найдёшь ты утешенье, Единым кончишь сим ты всё своё мученье: Лекарство, кое я

Отрывок из поэмы Вот они, толстые ляжки Этой похабной стены. Здесь по ночам монашки Снимают с Христа штаны.

А в ненастные дни Собирались они Часто. Гнули, ! От пятидесяти На сто. И выигрывали, И отписывали Мелом.

Веселый вечер в жизни нашей Запомним, юные друзья; Шампанского в стеклянной чаше Шипела хладная струя.

Жаркий день мерцает слабо, Я гляжу в окно. За окошком серет баба, Серет, блядь, давно. Из ее огромной

Мой друг, уже три дня Сижу я под арестом И не видался я Давно с моим Орестом. Спаситель молдаван, Бахметьева

Мансуров, закадышный друг, Надень венок терновый! Вздохни — и рюмку выпей вдруг За здравие Крыловой.

Лишь только рифмачи в беседе где сойдутся, То молвив слова два, взлетают на Парнас, О преимуществе кричать

Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов, Казарм, борделей и дворцов, С твоею ночью, гнойно-ясной

Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я

Брови царь нахмуря, Говорил: «Вчера Повалила буря Памятник Петра». Тот перепугался. «Я не знал!.. Ужель?

I Парнасских девок презираю, Не к ним мой дух теперь летит, Я Феба здесь не призываю, Его хуй вял и не сердит.

Недавно тихим вечерком Пришел гулять я в рощу нашу И там у речки под дубком Увидел спящую Наташу.

I О! общая людей страда, П*зда, весёлостей всех мать, Начало жизни и прохлада, Тебя хочу я прославлять.

С позволения сказать, Я сердит на вас ужасно, Нет! — вы просите напрасно; Не хочу пера марать;

Как широко, Как глубоко! Нет, бога ради, Позволь мне сзади.

Надо мной луна, Подо мной жена, Одеяло прилипло к жопе, А мы все куем и куем детей, Назло буржуазной Европе.

Ко стенке приклонясь, журит Гаврилу Анна: – Высоко, простячок, потрафил ты неладна; О, низко уж теперь

Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат.

А шутку не могу придумать я другую, Как только отослать Толстого к х*ю.

Я в Париже живу как денди. Женщин имею до ста. Мой х*й, как сюжет в легенде, Переходит из уст в уста.

У Мухи с Муравьём случился спор и злоба, Которая из них честнее есть особа. Во-первых начала так Муха

Накажи, святой угодник, Капитана Борозду, Разлюбил он, греховодник, Нашу матушку пи*ду.

Лежу на чужой жене, потолок прилипает к жопе, но мы не ропщем — делаем коммунистов, назло буржуазной Европе!

Желанья завсегда заики устремлялись, И сердце, и душа, и мысли соглашались, Жестоку чтоб открыть его

В престольный град, в синод священный От паствы из села смиренно Старухи жалобу прислали И в ней о том