Стихи Белого Андрея

Посвящается М. С. Соловьеву Задохлись мы от пошлости привычной. Ты на простор нас звал. Казалось им —

Неисчисляемы Орбиты серебряного прискорбия, Где праздномыслия Повисли — Тучи… Среди них — Тихо пою стих

Опять над нею залучился Сияньем свадебный венец. За нею в дрогах я тащился, Неуспокоенный мертвец.

В небе туча горит янтарем, Мглой курится. На туманном утесе забила крылом белоснежная птица.

Вечной тучкой несется, улыбкой беспечной, улыбкой зыбкой смеется. Грядой серебристой летит над водою

Сверкни, звезды алмаз: Алмазный свет излей! — Как пьют в прохладный час Глаза простор полей;

Мне цветы и пчелы влюбленные рассказали не сказку — быль. 1 В окнах месяц млечный. Дышит тенями ниш.

Уж оттепельный меркнет день. Уж синяя на снеге тень. Как прежде, у окна вдвоем Попыхиваем огоньком.

Разорвалось затишье грозовое… Взлетает ввысь громовый вопль племен. Закручено все близкое, родное, Как

Вестью овеяны, Души прострем — В светом содеянный Радостный гром. В неописуемый, В огненный год, — Духом

Пожаром закат златомирный пылает, лучистой воздушностью мир пронизав, над нивою мирной кресты зажигает

Н.Н. Русову Бежал. Распростился с конвоем. В лесу обагрилась земля. Он крался над вечным покоем, Жестокую

Зрю пафосские розы… Мне говорят: «Это — жабы». От сладковеющих роз прочь с омерзеньем бегу.

Уж год таскается за мной Повсюду марбургский философ. Мой ум он топит в мгле ночной Метафизических вопросов.

Сергею Кречетову Хотя бы вздох людских речей, Хотя бы окрик петушиный: Глухою тяжестью ночей Раздавлены

А.М. Ремизову 1 По полям, по кустам, По крутым горам, По лихим ветрам, По звериным тропам Спешит бобыль-сиротинка

Пары кипят, Росой перловой тая; Едва дымят Из бледных отдалении, — Как нежный вздох, Как стая горностая

Давно я здесь в лесу — искатель счастья. В душе моей столетние печали. Я весь исполнен ужасом ненастья.

В.Ф. Эрну Укройся В пустыне: Ни зноя, Ни стужи зимней Не бойся Отныне. О, ток холодный, Скажи, Скажи

Посвящается Нине Петровской Плачем ли тайно в скорбях, грудь ли тоскою теснима — в яснонемых небесах

В голубые, священные дни Распускаются красные маки. Здесь и там лепестки их — огни — Подают нам тревожные знаки.

На нас тела, как клочья песни спетой… В небытие Свисает где-то мертвенной планетой Всё существо мое.

Скрипит под санями сверкающий снег. Как внятен собак замирающий бег… Как льдины на море, сияя, трещат…

Я в струе воздушного тока, Восстану на мертвом одре Закачается красное око На упавшем железном кресте.

Я без слов: я не могу… Слов не надо мне. На пустынном берегу Я почил во сне. Не словам — молчанью — брат

Сквозь пыльные, желтые клубы Бегу, распустивши свой зонт. И дымом фабричные трубы Плюют в огневой горизонт.

Измерили верные ноги Пространств разбежавшихся вид. По твердой, как камень, дороге Гремит таратайка, гремит.

1 «Поздно уж, милая, поздно… усни: это обман… Может быть, выпадут лучшие дни. Мы не увидим их… Поздно…

Луна двурога. Блестит ковыль. Бела дорога. Летает пыль. Летая, стая Ночных сычей — Рыдает в дали Пустых ночей.

Упал на землю солнца красный круг. И над землей, стремительно блистая, Приподнялась зеркальность золотая

Лесная дебрь… Там, на опушке Свирепый вепрь залег в кусты; Там курьерогие избушки Глядят в болотистые мглы;

1 Один, один средь гор. Ищу Тебя. В холодных облаках бреду бесцельно. Душа моя скорбит смертельно.

Одна сижу меж вешних верб. Грустна, бледна: сижу в кручине. Над головой снеговый серп Повис, грустя

В весенние волны зари Прордели кресты колоколен. Гори, мое сердце, тори: Опять я свободен и волен.

Накрест патронные ленты… За угол шаркает шаг… Бледные интеллигенты… — «Стой: под воротами — враг!

1 Весь день не стихала работа. Свозили пшеницу и рожь. Безумная в сердце забота бросала то в холод, то в дрожь.

Посвящается В.В. Владимирову Был страшен и холоден сумрак ночной, когда тебя встретил я, брат дорогой.

Упорный маг, постигший числа И звезд магический узор. Ты — вот: над взором тьма нависла… Тяжелый, обожженный взор.

Песчаные, песчаные бугры, — Багряные от пиршества заката. Пространств моих восторги и пиры В закатное

О ночь, молю, — Да бледный серп заблещет… Скорей сойди, скорей! На грудь мою Прохладой хладно плещет

Вот к дому, катя по аллеям, с нахмуренным Яшкой — с лакеем, подъехал старик, отставной генерал с деревяшкой.

Таинственной, чудною сказкой Над прудом стояла луна Вся в розах, с томительной таской Его целовала она.

И сеет перлы хладная роса. В аллее темной — слушай! — голоса: «Да, сударь мой: так дней недели семь Я

Мы былое окинули взглядом, но его не вернуть. И мучительным ядом сожаленья отравлена грудь.

Мы ждем. Ее все нет, все нет… Уставившись на паперть храма В свой черепаховый лорнет, Какая-то сказала дама.

Туда, во мглу Небытия, Ты безвременным, мертвым комом Катилась, мертвая земля, Над собирающимся громом.

Мне слышались обрывки слов святых. Пылала кровь в сосудах золотых. Возликовав, согбенный старый жрец

1 Грядой пурпурной проходят облачка все той же сменой. В них дышит пламень. Отхлынет прочь волна, разбившись

Милая, — знаешь ли — вновь видел тебя я во сне?.. В сердце проснулась любовь. Ты улыбалася мне.

Из родников проговорившей ночи В моем окне Нежданные, мерцающие очи Восходят мне. Блистает луч из звездной