Стихи Ахмадулиной Беллы

Всё б глаз не отрывать от города Петрова, гармонию читать во всех его чертах и думать: вот гранит, а

Только степи и снег. Торжество белизны совершенной. И безвестного путника вдруг оборвавшийся след.

Вот вам роман из жизни дачной. Он начинался в октябре, когда зимы кристалл невзрачный мерцал при утренней заре.

Луг зеленый, чистый дождик… Может, в этом выход твой? Что же ты, наш друг Художник, поникаешь головой?

Так щедро август звезды расточал. Он так бездумно приступал к владенью, и обращались лица ростовчан и

«Претерпевая медленную юность, впадаю я то в дерзость, то в угрюмость, пишу стихи, мне говорят: порви!

Ремесло наши души свело, заклеймило звездой голубою. Я любила значенье свое лишь в связи и в соседстве с тобою.

Я размышлял в Сигнахи, на горе, над этим миром, склонным к переменам, Движенье неба от зари к заре казалось

Громче шелести, осина, громче, мать-земля, гуди. Живы мы! И зло и сильно сердце прыгает в груди. Лес!

Луг зеленый, чистый дождик… Может, в этом выход твой? Что же ты, наш друг Художник, поникаешь головой?

Поступок неба — снегопад. Поступок женщины — рыданье. Капризов двух и двух услад вот совпаденье и свиданье.

1. — Пока! — товарищи прощаются со мной. — Пока! — я говорю. — Не забывайте! — Я говорю: — Почаще здесь бывайте!

Я столько раз была мертва иль думала, что умираю, что я безгрешный лист мараю, когда пишу на нем слова.

Сегодня, покуда вы спали, надеюсь, как всадник в дозоре, во тьму я глядела. Я знала, что поздно, куда

Прекратим эти речи на миг, пусть и дождь свое слово промолвит и средь тутовых веток немых очи дремлющей

Собрались, завели разговор, долго длились их важные речи. Я смотрела на маленький двор, чудом выживший

Ты такое глубокое, небо грузинское, ты такое глубокое и голубое. Никто из тех, кто тебе грозился, приюта

Ни слова о любви! Но я о ней ни слова, не водятся давно в гортани соловьи. Там пламя посреди пустого

Родитель-хранитель-ревнитель души, что ластишься чудом и чадом? Усни, не таращь на луну этажи, не мучь

Я видел белый цвет земли, где безымянный почерк следа водил каракули средь снега и начинал тетрадь зимы.

Долгой жизни тебе, о фиалка! Твоим синим и милым глазам. Чтобы ветром тебя не сразило! Чтобы градом тебя

Четверть века, Марина, тому, как Елабуга ластится раем к отдохнувшему лбу твоему, но и рай ему мал и неравен.

Как мило все было, как странно. Луна восходила, и Анна печалилась и говорила: — Как странно все это, как мило.

Железный балкон, уютный и ветхий. О, люди редко бывают тут. Зато миндаль сюда наклоняется веткой, и липы

Да не услышишь ты, да не сорвется упрек мой опрометчивый, когда уродливое населит сиротство глаза мои

Завидна мне извечная привычка быть женщиной и мужнею женою, но уж таков присмотр небес за мною, что ничего

Колокола звонят, и старомодной печалью осеняют небеса, и холодно, и в вышине холодной двух жаворонков

Склон Удзо высокой луной осиян. Что там происходит? Размолвка, помолвка у соловьев? Как поют, Тициан!

Моя машинка — не моя. Мне подарил ее коллега, которому она мала, а мне как раз, но я жалела ее за то

«О милая!»-так я хотел назвать ту, что мила, но не была мне милой. Я возжелал свободы легкокрылой, снедал

Перекликаются куропатки… И, рассеивая аромат, в том парке и в этом парке цветы танцуют и говорят.

Я говорю вам: научитесь ждать! Еще не все! Всему дано продлиться! Безмерных продолжений благодать не

Улыбкой юности и славы чуть припугнув, но не отторгнув, от лени или для забавы так села, как велел фотограф.

Следи хоть день-деньской за шахматной доской- все будет пешку жаль. Что делать с бедной пешкой?

Ты, населивший мглу вселенной, то явно видный, то едва, огонь невнятный и нетленный материи иль божества

Сперва дитя явилось из потемок небытия. В наш узкий круг щенок был приглашен для счастья. А котенок не

В час, когда осень щедра на дожди и лихорадка осину колотит, глянешь — а детство блестит позади кроткой

Бог памяти, бог забыванья! Ожог вчерашнего пыланья залечен алчностью слепою. И та, чьего лица не помню

Что делает весна с владениями роз? Ей хочется заботой их порадовать. Шиповник медленный свой замечает

I Что за погода нынче на дворе? А впрочем, нет мне до погоды дела — и в январе живу, как в сентябре

Небо синее, нет у неба предела здесь, близко, и там, далеко. Появилось облачко и поредело. Небу тайну

О, как дожди в то лето лили! А я бежал от нас двоих. Я помню мертвенные лики старух молящихся, до них

Пришла и говорю: как нынешнему снегу легко лететь с небес в угоду февралю, так мне в угоду вам легко

Там в море паруса плутали, и, непричастные жаре, медлительно цвели платаны и осыпались в ноябре.

Зима на юге. Далеко зашло ее вниманье к моему побегу. Мне — поделом. Но югу-то за что? Он слишком юн

Когда я целую тебя, ты на цыпочки привстаешь, — ты едва до меня достаешь, когда я целую тебя… Как я мало

Я, как Шекспир, доверюсь монологу в честь раковины, найденной в земле. Ты послужила морю молодому, теперь

Завиден мне полет твоих колес, о мотороллер розового цвета! Слежу за ним, не унимая слез, что льют без

О бабочек взлеты и слеты! Может быть, я ошибаюсь. То слезы, но добрые слезы. Я плачу и улыбаюсь.

Вот кабинет, в котором больше нет Хозяина, но есть его портрет. И мне велит судьбы неотвратимость Сквозь