Стихи Ахмадулиной Беллы
Чего, чего же хочет тута? Среди ветвей ее темно. Она поскрипывает туго, как будто просится в окно.
1 …И я спала все прошлые века светло и тихо в глубине природы. В сырой земле, черней черновика, души
Опять четвертый час. Да что это, ей-богу! Ну, что, четвертый час, о чём поговорим? Во времени чужом люблю
О медлительная побелка этих яблоневых лепестков! Так здравствуй, победа, победа, победа во веки веков!
Какая участь нас постигла, как повезло нам в этот час, когда бегущая пластинка одна лишь разделяла нас!
Мы рассуждаем про искусство. Но речь пойдет и о любви. Иначе было б очень скучно следить за этими людьми.
Вот девочки — им хочется любви. Вот мальчики — им хочется в походы. В апреле изменения погоды объединяют
Я вам клянусь: я здесь бывала! Бежала, позабыв дышать. Завидев снежного болвана, вздыхала, замедляла шаг.
Что в бедном имени твоем, что в имени неблагозвучном далось мне? Я в слезах при нем и в страхе неблагополучном.
В той тоске, на какую способен человек, озираясь с утра в понедельник, зимою спросонок, в том же месте
Всему дана двойная честь быть тем и тем: предмет бывает тем, что он в самом деле есть, и тем, что он
Не плачьте обо мне — я проживу счастливой нищей, доброй каторжанкой, озябшею на севере южанкой, чахоточной
Когда прохожу по долине росистой, меня, как ребенка, смешит роса. Цветы приоткрывают ресницы, к моим
Над Метехи я звезды считал, письменам их священным дивился- В небесах, как на древних щитах, я разгадывал
Я книгочей, я в темень книг глядел, я звездочет, я созерцал пространство, невежда, я не ведал — где предел
Смущаюсь и робею пред листом бумаги чистой. Так стоит паломник у входа в храм. Пред девичьим лицом так
Охотник сумрачно и дерзко раскладывает западни. Здесь ходит горная индейка — ее подстерегут они.
Предутренний час драгоценный спасите, свеча и тетрадь! В предсмертных потемках за сценой мне выпадет
Случилось так, что двадцати семи лет от роду мне выпала отрада жить в замкнутости дома и семьи, расширенной
Чужой страны познал я речь, и было в ней одно лишь слово, одно — для проводов и встреч, одно — для птиц
Беспорядок грозы в небесах! Не писать! Даровать ей свободу — не воспетою быть, нависать над землей, принимающей воду!
Всё б глаз не отрывать от города Петрова, гармонию читать во всех его чертах и думать: вот гранит, а
Только степи и снег. Торжество белизны совершенной. И безвестного путника вдруг оборвавшийся след.
Вот вам роман из жизни дачной. Он начинался в октябре, когда зимы кристалл невзрачный мерцал при утренней заре.
Луг зеленый, чистый дождик… Может, в этом выход твой? Что же ты, наш друг Художник, поникаешь головой?
Так щедро август звезды расточал. Он так бездумно приступал к владенью, и обращались лица ростовчан и
«Претерпевая медленную юность, впадаю я то в дерзость, то в угрюмость, пишу стихи, мне говорят: порви!
Ремесло наши души свело, заклеймило звездой голубою. Я любила значенье свое лишь в связи и в соседстве с тобою.
Я размышлял в Сигнахи, на горе, над этим миром, склонным к переменам, Движенье неба от зари к заре казалось
Громче шелести, осина, громче, мать-земля, гуди. Живы мы! И зло и сильно сердце прыгает в груди. Лес!
Луг зеленый, чистый дождик… Может, в этом выход твой? Что же ты, наш друг Художник, поникаешь головой?
Поступок неба — снегопад. Поступок женщины — рыданье. Капризов двух и двух услад вот совпаденье и свиданье.
1. — Пока! — товарищи прощаются со мной. — Пока! — я говорю. — Не забывайте! — Я говорю: — Почаще здесь бывайте!
Я столько раз была мертва иль думала, что умираю, что я безгрешный лист мараю, когда пишу на нем слова.
Сегодня, покуда вы спали, надеюсь, как всадник в дозоре, во тьму я глядела. Я знала, что поздно, куда
Прекратим эти речи на миг, пусть и дождь свое слово промолвит и средь тутовых веток немых очи дремлющей
Собрались, завели разговор, долго длились их важные речи. Я смотрела на маленький двор, чудом выживший
Ты такое глубокое, небо грузинское, ты такое глубокое и голубое. Никто из тех, кто тебе грозился, приюта
Ни слова о любви! Но я о ней ни слова, не водятся давно в гортани соловьи. Там пламя посреди пустого
Родитель-хранитель-ревнитель души, что ластишься чудом и чадом? Усни, не таращь на луну этажи, не мучь
Я видел белый цвет земли, где безымянный почерк следа водил каракули средь снега и начинал тетрадь зимы.
Долгой жизни тебе, о фиалка! Твоим синим и милым глазам. Чтобы ветром тебя не сразило! Чтобы градом тебя
Четверть века, Марина, тому, как Елабуга ластится раем к отдохнувшему лбу твоему, но и рай ему мал и неравен.
Как мило все было, как странно. Луна восходила, и Анна печалилась и говорила: — Как странно все это, как мило.
Железный балкон, уютный и ветхий. О, люди редко бывают тут. Зато миндаль сюда наклоняется веткой, и липы
Да не услышишь ты, да не сорвется упрек мой опрометчивый, когда уродливое населит сиротство глаза мои
Завидна мне извечная привычка быть женщиной и мужнею женою, но уж таков присмотр небес за мною, что ничего
Колокола звонят, и старомодной печалью осеняют небеса, и холодно, и в вышине холодной двух жаворонков
Склон Удзо высокой луной осиян. Что там происходит? Размолвка, помолвка у соловьев? Как поют, Тициан!
Моя машинка — не моя. Мне подарил ее коллега, которому она мала, а мне как раз, но я жалела ее за то