Стихи Самойлова Давида

Не увижу уже Красногорских лесов, Разве только случайно. И знакомой кукушки, ее ежедневных, часов Не

Пусть нас увидят без возни, Без козней, розни и надсады, Тогда и скажется: «Они Из поздней пушкинской плеяды».

Устал. Но все равно свербишь, Настырный яд, наперекор хотеньям. Как будто душу подгрызает мышь.

Слава богу! Слава богу! Что я знал беду и тревогу! Слава богу, слава богу — Было круто, а не отлого!

Везде холера, всюду карантины, И отпущенья вскорости не жди. А перед ним пространные картины И в скудных

Хочется синего неба И зеленого леса, Хочется белого снега, Яркого желтого лета. Хочется, чтоб отвечало

У зим бывают имена. Одна из них звалась Наталья. И было в ней мерцанье, тайна, И холод, и голубизна.

Вода моя! Где тайники твои, Где ледники, где глубина подвала? Струи ручья всю ночь, как соловьи, Рокочут

Вот в эту пору листопада, Где ветра кислое вино, Когда и липших слез не надо — В глазницах сада их полно

Как я живу? Без ожиданий. В себе накапливая речь. А между тем на крыши зданий Ребристый снег успел прилечь.

Перебирая наши даты, Я обращаюсь к тем ребятам, Что в сорок первом шли в солдаты И в гуманисты в сорок пятом.

Расставанье, Век спустя после прощанья, Ты звучишь во мне, как длинное стенанье, Как стенанье ветра за стеной.

Химера самосохраненья! О, разве можно сохранить Невыветренными каменья И незапутанною нить!

Странно стариться, Очень странно. Недоступно то, что желанно. Но зато бесплотное весомо — Мысль, любовь

Извечно покорны слепому труду, Небесные звезды несутся в кругу. Беззвучно вращаясь на тонких осях, Плывут

Так с тобой повязаны, Что и в снах ночных Видеть мы обязаны Только нас двоих. Не расстаться и во сне

И осень, которая вдруг началась Прилежно, Меня веселит на сей раз И тешит. Она мне настолько мила, Что

Заходите, пожалуйста. Это Стол поэта. Кушетка поэта. Книжный шкаф. Умывальник. Кровать. Это штора — окно

Выспалось дитя. Развеселилось. Ляльки-погремушки стало брать. Рассмеялось и разговорилось. Вот ему какая

Как я завидую тому, В ком чувство гордости сильнее Обид. Кто может, каменея, Как древний истукан глядеть во тьму.

Врут про Гамлета, Что он нерешителен. Он решителен, груб и умен. Но когда клинок занесен, Гамлет медлит

О, вы ее не знаете! В ней есть Умение обуздывать порывы. И, следовательно, свобода воли. Мы оба несчастливы

Фантазия — болезнь причин и следствий, Их раж, их беззаконный произвол. И непоследовательность последствий. Фантазия!

Любить, терзать, впадать в отчаянье. Страдать от признака бесчестья И принимать за окончание Начала тайное

Музыка, закрученная туго в иссиня-черные пластинки,- так закручивают черные косы в пучок мексиканки и

А слово — не орудье мести! Нет! И, может, даже не бальзам на раны. Оно подтачивает корень драмы, Разоблачает

Исчерпан разговор. Осточертели речи. Все ясно и наглядно. Уходят наши дни и задувают свечи, Как музыканты Гайдна.

Да, мне повезло в этом мире Прийти и обняться с людьми И быть тамадою на пире Ума, благородства, любви.

Артельщик с бородкой Взмахнул рукавом. И — конь за пролеткой, Пролетка за конем! И — тумба!

Однажды летним вечерком Я со знакомым стариком В избе беседовал за водкой. Его жена с улыбкой кроткой

Не надо срезанных тюльпанов! Пускай цветы растут на клумбах, Не увядая в дымных клубах Среди повапленных чуланов.

Хочу, чтобы мои сыны и их друзья несли мой гроб в прекрасный праздник погребенья. Чтобы на их плечах

I С любовью дружеской и братской Я вновь сегодня помяну Всех декабристов без Сенатской, Облагородивших страну.

Вот я перед вами стою. Я один. Вы ждете какого-то слова и знанья, А может- забавы. Мол, мы поглядим

I Когда-нибудь и мы расскажем, Как мы живем иным пейзажем, Где море озаряет нас, Где пишет на песке

Вот опять спорхнуло лето С золоченого шестка, Роща белая раздета До последнего листка. Как раздаривались

В меня ты бросишь грешные слова. От них ты отречешься вскоре. Но слово — нет! — не сорная трава, Не палый

Ах, наверное, Анна Андревна, Вы вовсе не правы. Не из сора родятся стихи, А из горькой отравы, А из горькой

Моцарт в легком опьяненье Шел домой. Было дивное волненье, День шальной. И глядел веселым оком На людей

Когда замрут на зиму Растения в садах, То невообразимо, Что превратишься в прах. Ведь можно жить при

Отгремели грозы. Завершился год. Превращаюсь в прозу, Как вода — в лед.

Отрешенность эстонских кафе Помогает над «i» ставить точку. Ежедневные аутодафе Совершаются там в одиночку.

Отцы поднимают младенцев, Сажают в моторный вагон, Везут на передних сиденьях Куда-нибудь в цирк иль кино.

Долго пахнут порохом слова. А у сосен тоже есть стволы. Пни стоят, как чистые столы, А на них медовая смола.

А мне приснился сон, Что Пушкин был спасён Сергеем Соболевским…. Его любимый друг С достоинством и блеском

Веселой радости общенья Я был когда-то весь исполнен. Она подобно освещенью — Включаем и о нем не помним.

Город ночью прост и вечен, Светит трепетный неон. Где-то над Замоскворечьем Низкий месяц наклонен.

Красиво падала листва, Красиво плыли пароходы. Стояли ясные погоды, И праздничные торжества Справлял

Я тебя с ладони сдуну, Чтоб не повредить пыльцу. Улетай за эту дюну. Лето близится к концу.

Дай выстрадать стихотворенье! Дай вышагать его! Потом. Как потрясенное растенье, Я буду шелестеть листом.