Сонеты Франческо Петрарки

Ее творя, какой прообраз вечный Природа-Мать взяла за образец В раю Идей? — чтоб знал земли жилец Премудрой

О чистая душа, пред кем в долгу Хвалебное мое перо недаром! О крепость чести, стойкая к ударам, — Вершина

Неизъяснимой негою томим С минуты той, когда бы лучше было, Чтоб смерть глаза мои навек смежила И меньшей

Семнадцать лет, вращаясь, небосвод Следит, как я безумствую напрасно. Но вот гляжу в себя — и сердцу

Пока седыми сплошь виски не станут, Покуда не возьмут свое года, Я беззащитен всякий раз, когда Я вижу

Мой слабый дар в тени своих ветвей Питало благородное растенье, Хотя ко мне не знало снисхожденья И мукой

Когда Амур иль Смерть в средине слова Начатой мною ткани не порвут, Когда, освободясь от цепких пут

Благословен день, месяц, лето, час И миг, когда мой взор те очи встретил! Благословен тот край, и дол

О эта обнаженная рука, Увы, ее оденет шелк перчатки! Так эти две руки смелы и хватки, Что сердце в плен

Бывало, дней моих живой родник Мне часто приходилось покидать, И бог любви не видел большей муки И на

О благородный дух, наставник плоти, В которой пребыванье обрела Земная жизнь достойного синьора, Ты обладатель

В мой угол аура веет — и впиваю Священную, и в сновиденье смею Делиться с нею всей бедой моею, Как пред

С тех пор как небо мне глаза раскрыло И подняли меня Амур и знанье, Я видел сам, как в смертное созданье

Амур меня до тихого причала Довел лишь в вечереющие годы Покоя, целомудрия — свободы От страсти, что

Где ясное лицо, чей взгляд мне был приказом? — Я следовал за ним всему наперекор. Где озаряющий мою дорогу

Столь краток миг, и дума столь быстра, Которые почиющую в Боге Являют мне, что боль сильней подмоги;

Безжалостное сердце, дикий нрав Под нежной, кроткой, ангельской личиной Бесславной угрожают мне кончиной

Нельзя представить, сколь щедра Природа И Небеса, ее не увидав, Кто, солнцем для меня навеки став, Затмила

Я прежде плакал, а теперь пою. Мое живое кроткое светило От глаз моих лица не отвратило: Амур явил мне

Во сне я счастлив, радуюсь тоске, К теням и ветру простираю длани, Кочую в море, где ни дна, ни грани

Вкушает пищу разум мой такую, Что и нектар меня бы не привлек, Река забвенья в душу льет поток, Лишь

Глухой тропой, дубравой непробудной. Опасною и путникам в броне, Иду, пою, беспечный, как во сне, — О

Амур и я — мы оба каждый раз, Как человек, перед которым диво, Глядим на ту, что, как никто, красива

Как в чей-то глаз, прервав игривый лет, На блеск влетает бабочка шальная И падает, уже полуживая, А человек

Когда б скала, замкнувшая долину, Откуда та прозванье получила, По прихоти природы обратила На Рим лицо

Любезный Орсо, вашего коня Держать, конечно, можно на аркане, Но кто удержит дух, что рвется к брани

Моей любви усталость не грозила И не грозит, хотя на мне самом Все больше с каждым сказывалась днем —

На первый дар, синьор мой, отдохнуть Склоняйтесь вы щекой, от слез усталой, И на Амура сердце как попало

Задумчивый, медлительный, шагаю Пустынными полями одиноко; В песок внимательно вперяя око, След человека

Вздыхаю, словно шелестит листвой Печальный ветер, слезы льются градом, Когда смотрю на вас печальным

Любовь и скорбь — двойная эта сила Толкнула мой язык на ложный путь: Сказать о милой то, что, правдой

Под сень благую, под густые листья Бежал я от безжалостного света, Который третье излучало небо;

Она предстала мне под сенью лавра, Бела, как снег, но холоднее снега, Что солнца многие не видел лета

Амур, благое дело соверши, Услышь меня — и лире дай усталой О той поведать, кто бессмертной стала, На

Коль верности награда суждена И горе не осталось без ответа, Я жду награды: вера ярче света И в мир

Той, для которой Соргу перед Арно Я предпочел и вольную нужду Служенью за внушительную мзду, На свете

Оглядываюсь на года былого: Их бег мои развеял помышленья, Смел пламень леденящего горенья, Смел след

Ты смотришь на меня из темноты Моих ночей, придя из дальней дали: Твои глаза еще прекрасней стали, Не

Синьор, я вечно думаю о Вас, И к Вам летит мое любое слово; Моя судьба (о, как она сурова!) Влечет меня

Возможно, скажут мне, что, славя ту, Кому я поклоняюсь в этом мире, Преувеличить позволяю лире Ум, благородство

Я пел, теперь я плачу, но едва ли Так сладостны бывали песни мне. Я обращен всем сердцем к вышине И дорожу

Хлысту любви я должен покориться, У страсти и привычки в поводу Вослед надежде призрачной иду, Мне на

Свет вечной жизни — лицезренье Бога, Не пожелаешь никаких прикрас, Так счастлив я, Мадонна, видя вас

Жестокая звезда — недобрый знак — Отражена была в моей купели, В жестокой я качался колыбели, В жестоком

Тот жгучий день, в душе отпечатленный, Сном явственным он сердцу предстоит. Чье мастерство его изобразит?

Амур, что правит мыслями и снами И в сердце пребывает, как в столице, Готов и на чело мое пробиться

Безбожный Вавилон, откуда скрылось Все: совесть, стыд, дел добрых благодать, — Столицу горя, прегрешений

Надежды лгут, и, в торжестве обмана Уверясь не однажды, как и я, Примите мой совет — ведь мы друзья —

Устав под старым бременем вины И тягостной привычки, средь дороги Боюсь упасть, боюсь, откажут ноги И

Мгновенья счастья на подъем ленивы, Когда зовет их алчный зов тоски; Но, чтоб уйти, мелькнув, — как тигр, легки.