Стихи Державина Гавриила

Один есть бог, один Державин, — Я в глупой гордости мечтал, — Одна мне рифма — древний Навин, Что солнца

Тихий, милый ветерочек, Коль порхнешь ты на любезну, Как вздыханье ей в ушко шепчи. Если спросит, чье?

Когда то правда, человек, Что цепь печалей весь твой век: Почто ж нам веком долгим льститься?

Как светятся блески На розе росы, — Так милы усмешки Невинной красы. Младенческий образ — Вид в капле зари.

Оставя беспокойство в граде И всё, смущает что умы, В простой приятельской прохладе Свое проводим время мы.

Хоть вся теперь природа дремлет, Одна моя любовь не спит; Твои движенья, вздохи внемлет И только на тебя глядит.

Телесна красота, душевна добродетель, Являют мудрому единую мету. Коль зрит у первой он согласие в чертах

Не в летний ль знойный- день прохладный ветерок В легчайшем сне- на грудь мою; приятно дует?

Напрасно, Кубра дорогая, Поешь о славе ты моей; Прелестна девушка, младая! Мне петь бы о красе твоей.

Небеса вещают божью славу, Рук его творенье твердь; День за днем течет его уставу, Нощи нощь приносит весть.

Рафаэль! живописец славный, Творец искусством естества! Рафаэль чудный, бесприкладкып, Изобразитель божества!

Седящ, увенчан осокою, В тени развесистых древес, На урну облегшись рукою, Являющий лице небес Прекрасный

Вошед в шалаш мой торопливо, Я вижу: мальчик в нем сидит И в уголку кремнем в огниво, Мне чудилось, звучит.

В сем мавзолее погребен Пример сияния людского, Пример ничтожества мирского — ; Герой и тлен.

Благополучнее мы будем, Коль не дерзнем в стремленье волн, Ни в вихрь, робея, не принудим Близ берега

За охотой ты на Званку Птиц приехал пострелять; Но, белянку и смуглянку Вдруг увидев, стал вздыхать.

О вечереюще светило! Любезный, но багровый луч! Что, солнце тихо, так уныло Ты сходишь в лоно темных

Спесь мы Франции посбили, Ей кудерки пообрили, Убаюкана она! Уж не будет беспокоить, Шутки разные нам строить.

Сраженного косой Сатурна, Кого средь воющих здесь рощ Печальная сокрыла урна Во мрачну, непробудну нощь?

Подъ камнемъ сим? лежитъ Батый, Наполеонъ Величье было ихъ — ужасный сонъ!

Какое гордое творенье, Хвост пышно расширяя свой, Черно-зелены в искрах перья Со рассыпною бахромой Позадь

Бог любви и восхищенья У пчелы похитил сот, И пчелой за то в отмщенье Был ужаленным Эрот. Встрепенувшися

Кого роскошными пирами На влажных Невских островах, Между тенистыми древами, На мураве и на цветах, В

Блещет Аттика женами; Всех Аспазия милей: Черными очей огнями, Грудью пенною своей Удивляючи Афины, Превосходит

Всторжествовал — и усмехнулся Внутри душя своей тиран, Что гром его не промахнулся, Что им удар последний

Блажен, кто менее зависит от людей, Свободен от долгов и от хлопот приказных, Не ищет при дворе ни злата

Звонкоприятная лира! В древни златые дни мира Сладкою силой твоей Ты и богов, и царей, Ты и народы пленяла.

Старинный слог его достоинств не умалит. Порок, не подходи! — Сей взор тебя ужалит.

Кто может, Господи, Твои уставы знать? Предел Твоих судеб кто может испытать? Котора буйна тварь столь

Се страшный Князя мечь Псковскаго Гавріила. Съ нимъ чести ни кому своей не отдалъ онъ. Да снидетъ отъ

Уж не ласточка сладкогласная, Домовитая со застрехи, Ах! моя милая, прекрасная Прочь отлетела, — с ней утехи.

Плакущие березы воют, На черну наклоняся тень; Унылы ветры воздух роют; Встает туман по всякий день — Над кем?

Вам, красавицы младые, И супруге в дар моей Песни Леля золотые Подношу я в книжке сей. Нравиться уж я

Что начать во утешенье Без возлюбленной моей? Сердце! бодрствуй в сокрушенье, Я увижусь скоро с ней;

Хвалите Господа и пойте: Коль сладко воспевать Его! Ему единому вы стройте Органы сердца своего.

Лежал я на травном ковре зеленом, На берегу шумящего ручья, Под тенносвесистым, лаплистным кленом;

Шекснинска стерлядь золотая, Каймак и борщ уже стоят; В графинах вина, пунш, блистая То льдом, то искрами, манят;

Приди ко мне, Пленира, В блистании луны, В дыхании зефира, Во мраке тишины! Приди в подобье тени, В мечте

Сидевша об руку царя Чрез поприще на колеснице, Державшего в своей деснице С оливой гром, иль чрез моря

Враги нам лучшие друзья; Они премудрости нас учат. Но больше тех страшуся я, Ласкательством меня кто мучит.

Едва мы за собой оставили Трезен, На колеснице он, быв стражей окруженный, Стопами тихими уныло провожденный

Сабинского вина, простого. Немного из больших кувшинов Днесь выпьем у меня, Мецен! Что сам, на греческих

Горшки не боги обжигают, Не все пьют пиво богачи: Пусть, муза! нас хоть осуждают, Но ты днесь в кобас

Готов кумир, желанный мною, Рашетт его изобразил! Ой хитрою своей рукою Меня и в камне оживил. Готов кумир!

Ночь лишь седьмую Мрачного трона Степень прешла, С росска Сиона Звезду златую Смерть сорвала.

Услышьте все, живущи в мире, Убогих и богатых сонм, Ходящи в рубище, в порфире, Склонитеся ко мне челом!

Цари! вы светом обладайте, Мне не завидна ваша часть, Стократ мне лестнее, вы знайте, Над нежным сердцем

Хранителя меня ты ангела крылами, О мысль бессмертия! приосеняй, Да в нем, как в зеркале, души очами

Блажен, на нища и убога Кто зрит и в лютый, скорбный день От зноя, жажды, глада строга Спасет, и кущ

Огнистый Сириус сверкающие стрелы Метал еще с небес в подлунные пределы, Лежала на холмах вкруг нощь