Стихи Гейне Генриха
Для движенья — труд нелишний! — Две ноги нам дал всевышний, Чтоб не стали мы все вместе, Как грибы, торчать на месте.
В часах песочная струя Иссякла понемногу. Сударыня ангел, супруга моя, То смерть меня гонит в дорогу.
Во дворце толедском трубы Зазывают всех у входа, Собираются на диспут Толпы пестрые народа.
Как твой пастух, немалый срок Мою овечку я стерег. С тобой делил еду свою, В жару водил тебя к ручью
Мой день был ясен, ночь моя светла. Всегда венчал народ мой похвалами Мои стихи. В сердцах рождая пламя
Аббат Вальдгема тяжело Вздохнул, смущенный вестью, Что саксов вождь — король Гарольд — При Гастингсе
Вспорхнет и опустится снова На волны ручья лесного, Над гладью, сверкающей, как бирюза, Танцует волшебница стрекоза!
«О Брут, где Кассий, где часовой, Глашатай идеи священной, Не раз отводивший душу с тобой В вечерних
Так говорит душа: «О тело! Я одного бы лишь хотела: С тобой вовек не разлучаться, С тобой во мрак и в
Да, смерть зовет… Но я, признаться, В лесу хочу с тобой расстаться, В той дикой чаще, где средь хвои
Сошлись однажды два быка Подискутировать слегка. Был у обоих горячий норов, И вот один в разгаре споров
Некий клоп залез на пятак И, словно банкир, похвалялся так: «Если денег ты нажил много, Всюду открыта
Я видел сон: луной озарены, Кругом теснились бледные виденья — Обломки величавой старины, Разбитые шедевры
Море счастья омрачив, Поднялся туман похмелья, От вчерашнего веселья Я сегодня еле жив. Стал полынью
Тот, в ком сердце есть, кто в сердце Скрыл любовь, наполовину Побежден, и оттого я, Скованный, лежу и стыну.
Слава греет мертвеца? Враки! Лучше до конца Согревайся теплотой Бабы, скотницы простой, Толстогубой девки
Вздымалась волна. Полумесяц из туч Мерцал так робко нам. Когда садились мы в челнок, Нас трое было там.
На земле — война… А в тучах Три валькирии летучих День и ночь поют над ней, Взмылив облачных коней.
О, пусть не без утех земных Жизнь твоя протекает! И если ты стрел не боишься ничьих, Пускай — кто хочет
Во Франкфурте, в жаркие времена Сорок восьмого года, Собрался парламент решать судьбу Немецкого народа.
Над пеною моря, раздумьем объят, Сижу на утесе скалистом. Сшибаются волны, и чайки кричат, И ветер несется
Без прикрас в укромном месте Расскажу я вам по чести Очень точно и правдиво, Что Цитрония за диво.
Ну, теперь куда?.. Опять Рад бы встретиться с отчизной, Но, качая головой, Разум шепчет с укоризной
Две крысы были нищи, Они не имели пищи. Мучает голод обеих подруг; Первая крыса пискнула вдруг: «В Касселе
То были детские года, Я платьице носил тогда, Я в школу только поступил, Едва к ученью приступил.
Нет, в безверье толку мало: Если бога вдруг не стало, Где ж проклятья мы возьмем, — Разрази вас божий гром!
Весь отражен простором Зеркальных рейнских вод, С большим своим собором Старинный Кельн встает.
Ну, конец существованью, Приступаю к завещанью — И с любовию готов Одарить своих врагов. Этим людям честным
Когда выхожу я утром И вижу твой тихий дом, Я радуюсь, милая крошка, Приметив тебя за окном.
Не подтрунивай над чертом, Годы жизни коротки, И загробные мученья, Милый друг, не пустяки.
Музыкальный союз молодых котов Собирался на крыше у башни Сегодня ночью — однако не с тем, Чтоб строить
Тебя приворожил мой ум, И тень моих всегдашних дум В твои переселилась думы — Он всюду, призрак мой угрюмый.
Пусть не смущают, пусть, не прельщают Плоды Респеридских Садов в пути, Пусть стрелы летают, мечи сверкают
Сердца жар во мне зажгла, Юной свежестью блистала, И росла, и расцвела, И роскошной розой стала.
В лето тысяча и триста Восемьдесят три, под праздник Сан-Губерто, в Сеговии Пир давал король испанский.
На смертном ложе плоть была, А бедная душа плыла Вне суеты мирской, убогой — Уже небесною дорогой.
В замке Блэ ковер настенный Вышит пестрыми шелками. Так графиня Триполи Шила умными руками.
Само собой, в короли прошел Большинство голосов получивший осел И учинился осел королем. Но вот вам хроника
Большая дорога — земной наш шар. И странники мы на свете. Торопимся словно бы на пожар, Кто пеший, а
Остерегись холодных слов, Когда о помощи в борьбе Взывает юноша к тебе; Быть может, — это сын богов.
Они были брат с сестрою. Богатым был брат, бедной — сестра. Сестра богачу сказала: «Дай хлеба кусочек мне!
Гуляет ветер на чердаке, В постель задувает сквозь дыры. Там две души-горемыки лежат, Так бледны, так
В хижине угольщика король Сидит один, озабочен. Сидит он, качает дитя, и поет, И слушает шорохи ночи.
Каждый день, зари прекрасней, Дочь султана проходила В час вечерний у фонтана, Где, белея, струи плещут.
Вот она — Америка! Вот он — юный Новый Свет! Не новейший, что теперь, Европеизован, вянет, — Предо мною
Землю губит злой недуг. Расцветет — и вянет вдруг Все, что свежестью влекло, Что прекрасно и светло.
Когда тебя женщина бросит, — забудь, Что верил ее постоянству. В другую влюбись или трогайся в путь.
Богатых можно приобресть Лишь плоской лестью нам с тобой: Ведь деньги плоски, милый мой, И плоская нужна им лесть.
Как пеликан, тебя питал Я кровью собственной охотно, Ты ж в благодарность поднесла Полынь и желчь мне
Беер-Меер! Кто кричит? Меер-Беер! Где горит? Неужели это роды? Чудеса! Игра природы! Он рожает, спору нет!