Грустные стихи
В день холодный, в день осенний Я вернусь туда опять Вспомнить этот вздох весенний, Прошлый образ увидать.
Тебе на память в книге сей Стихи пишу я с думой смутной. Увы! в обители твоей Я, может статься, гость минутный!
Сижу задумчив и один, На потухающий камин Сквозь слёз гляжу… С тоскою мыслю о былом И слов в унынии моём
Над синевою подмосковных рощ Накрапывает колокольный дождь. Бредут слепцы калужскою дорогой, — Калужской
Не боюсь, что ты меня оставишь для какой-то женщины другой, а боюсь я, что однажды станешь ты таким же
Почему говорится: «Его не стало», если мы ощущаем его непрестанно, если любим его, вспоминаем, если —
Я уезжаю. Замирает В устах обычное: прости. Куда судьба меня кидает? Куда мне грусть мою нести?
О, если б ты могла хоть на единый миг Забыть свою печаль, забыть свои невзгоды! О, если бы хоть раз я
В последний раз, в сени уединенья, Моим стихам внимает наш пенат. Лицейской жизни милый брат, Делю с
Золотистою долиной Ты уходишь, нем и дик. Тает в небе журавлиный Удаляющийся крик. Замер, кажется, в
Мне противно жить не раздеваясь, На гнилой соломе спать. И, замерзшим нищим подавая, Надоевший голод забывать.
Многозначительное слово Тобою оправдалось вновь: В крушении всего земного Была ты — кротость и любовь.
Пусть мне оправдываться нечем, пусть спорны доводы мои,- предпочитаю красноречью косноязычие любви.
Давно ль под волшебные звуки Носились по зале мы с ней? Теплы были нежные руки, Теплы были звезды очей.
Помнишь, как залетела в окно синица, Какого наделала переполоху? Не сердись на свою залетную птицу, сама
Все приняло в оправе круглой Нелицемерное стекло: Ресницы, слепленные вьюгой, Волос намокшее крыло, Прозрачное
Рябину рубили Зорькою. Рябина — Судьбина Горькая. Рябина — Седыми Спусками. Рябина! Судьбина Русская.
Да, целовала и знала губ твоих сладких след, губы губам отдавала, греха тут нет. От поцелуев губы только
Возложите на море венки. Есть такой человечий обычай — в память воинов, в море погибших, возлагают на
Всё меньше вас, участники войны, — Осколки бродят, покидают силы. Не торопитесь, вы и не должны К однополчанам
Теперь так мало греков в Ленинграде, что мы сломали Греческую церковь, дабы построить на свободном месте
Чем тоске, и не знаю, помочь; Грудь прохлады свежительной ищет, Окна настежь, уснуть мне невмочь, А в
Морфей, до утра дай отраду Моей мучительной любви. Приди, задуй мою лампаду, Мои мечты благослови!
Вдали от солнца и природы, Вдали от света и искусства, Вдали от жизни и любви Мелькнут твои младые годы
Грустно… Душевные муки Сердце терзают и рвут, Времени скучные звуки Мне и вздохнуть не дают.
Две руки, легко опущенные На младенческую голову! Были — по одной на каждую — Две головки мне дарованы.
Как горько понимать, что стали мы чужими, не перейдя мучительной черты. Зачем перед концом ты спрашиваешь
Вокзалы, всё вокзалы — ожиданья, Здесь паровозы, полные страданья, Горят, изнемогая на глазах, В дыму
— На дне она, где ил И водоросли… Спать в них Ушла, — но сна и там нет! — Но я её любил, Как сорок тысяч
Напрасно! Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу, И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно;
Люблю ваш сумрак неизвестный И ваши тайные цветы, О вы, поэзии прелестной Благословенные мечты!
Я пью за разорённый дом, За злую жизнь мою, За одиночество вдвоём, И за тебя я пью,— За ложь меня предавших
День назывался «первым сентября». Детишки шли, поскольку — осень, в школу. А немцы открывали полосатый
В деревне старушка осталась вдовой, И не с кем теперь поделиться бедой, А дети разъехались все по домам
Знаю, больно тебе, дружище: Хворь, скосив, унесла подругу. И в глазах твоих будто вьюга Горько кружит
Осколки голубого сплава Валяются в сухом песке. Здесь все: и боевая слава И струйка крови на виске… Из
Новый год я встретила одна. Я, богатая, была бедна, Я, крылатая, была проклятой. Где-то было много —
«Простите меня, мои горы! Простите меня, мои реки! Простите меня, мои нивы! Простите меня, мои травы!
К чему твержу я стих унылый, Зачем, в полночной тишине, Тот голос страстный, голос милый Летит и просится
Умолкну скоро я!… Но если в день печали Задумчивой игрой мне струны отвечали; Но если юноши, внимая молча
Уж я не тот любовник страстный, Кому дивился прежде свет: Моя весна и лето красно Навек прошли, пропал и след.
Сколько раз я мечтала в долгой жизни своей постоять, как бывало, возле этих дверей. В эти стены вглядеться
Нам не случалось ссориться Я старалась во всем потрафить. Тебе ни одной бессонницы Не пришлось на меня
Сознанье, как шестой урок, выводит из казённых стен ребёнка на ночной порог. Он тащится во тьму затем
Я уйду. И заставлю себя Тосковать по тебе И представлю Голубую веселую ставню, Свет в окне, Где оставлю тебя.
Выхожу я в путь, открытый взорам, Ветер гнет упругие кусты, Битый камень лег по косогорам, Желтой глины
Вполголоса — конечно, не во весь — прощаюсь навсегда с твоим порогом. Не шелохнется град, не встрепенется
О разлука, разлука! Как ты сердцу горька. Терзает его скука, Сожигает тоска! Где бывалая сила?
В твою светлицу, друг мой нежный, Я прихожу в последний раз. Любви счастливой, безмятежной Делю с тобой
Не о чем мне печалиться, откуда же слезы эти? Неужели сердце прощается со всем дорогим на свете — с этим