Стихи Константина Бальмонта

Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть, Свет Луны они забыли, потеряли Млечный путь.

Мне снятся караваны, Моря и небосвод, Подводные вулканы С игрой горячих вод. Воздушные пространства

Царевич Горошек, с глазами лукавыми, Подпоясанный тонкими светлыми травами, Мал, но силен, не спустит врагу.

Мы шли в золотистом тумане, И выйти на свет не могли, Тонули в немом Океане, Как тонут во мгле корабли.

Сгибаясь, качаясь, исполнен немой осторожности, В подводной прохладе, утонченный ждущий намек Вздымается

М.А. Дурнову Прекрасен полуночный час для любовных свиданий, Ужасен полуночный час для бездомных теней.

О, Сафо, знаешь только ты Необъяснимость откровенья Непобежденной красоты В лучах бессмертного мгновенья!

Он был из тех, на ком лежит печать Непогасимо-яркого страданья, Кто должен проклинать или молчать, Когда

Отдать себя на растерзание, Забыть слова — мое, твое, Изведать пытку истязания, И полюбить как свет ее.

Тенью легкой и неслышной Я замедлил у пути, Там где папоротник пышный Должен будет расцвести.

Мечтой уношусь я к местам позабытым, К холмам одиноким, дождями размытым, К далеким, стооким, родимым

Я спал как воды моря, Как сумрак заключенья, Я спал как мертвый камень, И странно жил во сне, — С своей

Шелест листьев, шепот трав, Переплеск речной волны, Ропот ветра, гул дубрав, Ровный бледный блеск Луны.

Кто услышал тайный ропот Вечности, Для того беззвучен мир земной, Чья душа коснулась бесконечности, Тот

В нас разно светит откровенье, И мы с тобой не властны слиться, Хотя мы можем на мгновенье В лучах одной

Вильяму Р. Морфилю «Кто печаль развеял дымкой? Кто меж тучек невидимкой Тусклый месяц засветил?

Как пленительна весна Там где снег — не сновиденье, Где полгода — тишина, Перед счастьем возрожденья.

(мотив из Зенд-Авесты) Я царственный создатель многих стран, Я светлый бог миров, Агурамазда Зачем же

Прочь да отступят видения И привиденья ночей! Св. Амвросий Я видел сон, не все в нем было сном, Воскликнул

Вот и мне узнать пришлось Солнце, Ветер, и Мороз. Шел дорогой я один, Вижу: Солнце, Божий сын.

Судьба на утре дней дала мне талисманы, Число их было три, и разны смыслы их. Один меня повел в неведомые

Строить зданья, быть в гареме, выходить на львов, Превращать царей соседних в собственных рабов, Опьяняться

Я нити завязал могучего узла, — Добро и Красоту, Любовь и Силу Зла, Спасение и Грех, Изменчивость и Вечность

Можно вздрогнуть от звука шагов, Не из чувства обмана, А из жажды остаться вдвоем в нетревожимом счастии

Чем выше образ твой был вознесен во мне, Чем ярче ты жила как светлая мечта, Тем ниже ты теперь в холодной

Я опустил свой лот. Мой лот — до дна морей. Я смерил глубину всех внятных океанов. Я был во всех домах.

Я как облако в миг равнодушного таянья, Я храню еще отблеск последних лучей, Но во мне уже нет ни надежд

Сознанье, Сила, и Основа Три ипостаси Одного О, да, в начале было Слово, И не забуду я его В круженьи

Веласкес, Веласкес, единственный гений, Сумевший таинственным сделать простое, Как властно над сонмом

Что мне больше нравится в безднах мировых, И кого отметил я между всех живых? Альбатроса, коршуна, тигра

Мерю степь единой мерою, Бегом быстрого коня. Прах взмету, как тучу серую. Где мой враг? Лови меня.

Я ласкал ее долго, ласкал до утра, Целовал ее губы и плечи. И она наконец прошептала: «Пора!

Катаясь на коньках, На льду скользила Фея. Снежинки, тихо рея, Рождались в облаках. Родились — и скорей

Рождается внезапная строка, За ней встает немедленно другая, Мелькает третья ей издалека, Четвертая смеется, набегая.

Белый лебедь, лебедь чистый, Сны твои всегда безмолвны, Безмятежно-серебристый, Ты скользишь, рождая волны.

Ни радости цветистого Каира, Где по ночам напевен муэззин, Ни Ява, где живет среди руин, В Боро-Будур

Я шутя её коснулся, Не любя ее зажег. Но, увидев яркий пламень, Я — всегда мертвей, чем камень,- Ужаснулся

Как прелестен этот бред, Лепет детских слов. Предумышленности нет, Нет в словах оков. Сразу — Солнце

Я был желанен ей. Она меня влекла, Испанка стройная с горящими глазами. Далеким заревом жила ночная мгла

Щебетанье воробьев, Тонкий свист синиц. За громадой облаков Больше нет зарниц. Громы умерли на дне Голубых небес.

Вербы овеяны Ветром нагретым, Нежно взлелеяны Утренним светом. Ветви пасхальные, Нежно-печальные, Смотрят

О забытом трубадуре, что ушел в иной предел, Было сказано, что стройно он слагал слова и пел И не только

Синеет ширь морская, чернеет Аюдаг. Теснится из-за Моря, растет, густеет мрак. Холодный ветер веет, туманы

1 Белбог и Чернобог Беседу-спор вели. И гром возник, и вздох, Вблизи, и там вдали. В пучине звуковой

Страх детей и старых нянек, Ведьмам кажущий язык, Дух смешливый, болотняник, А иначе водовик.

М. Горькому В мучительно-тесных громадах домов Живут некрасивые бледные люди, Окованы памятью выцветших

В тот миг расставанья в нем умерло что-то, Он с нею был взглядом, не с нею душою. А в ней лишь одна трепетала

Е.А. Варженевской Вечерний свет погас. Чуть дышит гладь воды. Настал заветный час Для искристой Звезды.

Что это, голубь воркует? Ключ ли журчит неустанно? Нет, это плачет, тоскует Водная панна. Что на лугу

Валерию Брюсову Неужели же я буду так зависеть от людей, Что не весь отдамся чуду мысли пламенной моей?