Стихи Максимилиана Волошина

Как в раковине малой — Океана Великое дыхание гудит, Как плоть её мерцает и горит Отливами и серебром

Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье? Была ли ты? есть? или нет? Омут… стремнина… головокруженье… Бездна…

Клоун в огненном кольце… Хохот мерзкий, как проказа, И на гипсовом лице Два горящих болью глаза. Лязг оркестра;

Эта светлая аллея В старом парке — по горе, Где проходит тень Орфея Молчаливо на заре. Весь прозрачный

Дрожало море вечной дрожью Из тьмы пришедший синий вал Победной пеной потрясал, Ложась к гранитному подножью

(ВО ВРЕМЯ ТЕРРОРА) Кто передаст потомкам нашу повесть? Ни записи, ни мысли, ни слова К ним не дойдут

Безумья и огня венец Над ней горел. И пламень муки, И ясновидящие руки, И глаз невидящих свинец, Лицо

1 Царь Иван был ликом некрасив, Очи имея серы, пронзительны и беспокойны. Нос протягновенен и покляп.

С Россией кончено… На последях Ее мы прогалдели, проболтали, Пролузгали, пропили, проплевали, Замызгали

Л. С. Баксту «Три духа, имеющие вид жаб… соберут царей вселенной для великой битвы… в место, называемое

Смотри: из серебра, из янтаря, из бронзы, Из золота, смотря по городам и странам, Запечатлен на них незыблемый

1 Катрин Тео во власти прорицаний. У двери гость — закутан до бровей. Звучат слова: «Верховный жрец закланий

1 Горн свой раздуй на горе, в пустынном месте над морем Человеческих множеств, чтоб голос стихии широко

Как Млечный Путь, любовь твоя Во мне мерцает влагой звездной, В зеркальных снах над водной бездной Алмазность

Судьба замедлила сурово На росстани лесных дорог… Я ждал и отойти не мог, Я шел и возвращался снова…

Это гибкое, страстное тело Растоптала ногами толпа мне, И над ним надругалась, раздела… И на тело Не

Ангел непогоды Пролил огнь и гром, Напоив народы Яростным вином. Средь земных безлюдий Тишина гудит Грохотом

М. Стебельской «Трости надломленной не преломит И льна дымящегося не угасит». Исаия 42, 3 И тогда, как

Я шел сквозь ночь. И бледной смерти пламя Лизнуло мне лицо и скрылось без следа… Лишь вечность зыблется

Я ждал страданья столько лет Всей цельностью несознанного счастья. И боль пришла, как тихий синий свет

Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель… По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.

Встану я помолясь, Пойду перекрестясь, Из дверей в двери, Из ворот в ворота — Утренними тропами, Огненными

Марье Самойловне Цетлин Vuе de trois-quarts, la Cathedrale de Reims evoque une grande figure de femme

Мрак… Матерь… Смерть… созвучное единство… Здесь рокот внутренних пещер, там свист серпа в разрывах материнства

1 Вся Русь — костер. Неугасимый пламень Из края в край, из века в век Гудит, ревёт… И трескается камень.

С каждым днем все диче и все глуше Мертвенная цепенеет ночь. Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит: Ни

(ФЕОДОСИЯ, ДЕКАБРЬ 192O) Отчего, встречаясь, бледнеют люди И не смеют друг другу глядеть в глаза?

Широколиц, скуласт, угрюм, Голос осиплый, тяжкодум, В кармане — браунинг и напилок, Взгляд мутный, злой

«Брали на мушку», «ставили к стенке», «Списывали в расход» — Так изменялись из года в год Речи и быта оттенки.

Монмартр… Внизу ревет Париж — Коричневато-серый, синий… Уступы каменистых крыш Слились в равнины темных линий.

Обманите меня… но совсем, навсегда… Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда… Чтоб поверить обману

Снова дорога. И с силой магической Всё это: вновь охватило меня: Грохот, носильщики, свет электрический

Марине Цветаевой 1 ВЗЯТИЕ БАСТИЛИИ (14 ИЮЛЯ) «14 juillеt 1789. — Riens». Journal de Louis XVI 1 Бурлит

Как земледел над грудой веских зерен, Отобранных к осеннему посеву, Склоняется, обеими руками Зачерпывая

Чем глубже в раковины ночи Уходишь внутренней тропой, Тем строже светит глаз слепой, А сердце бьется

Я, полуднем объятый, Точно терпким вином, Пахну солнцем и мятой, И звериным руном; Плоть моя осмуглела

Суздаль да Москва не для тебя ли По уделам землю собирали Да тугую золотом суму? В рундуках приданое

Преградой волнам и ветрам Стена размытого вулкана, Как воздымающийся храм, Встает из сизого тумана.

Земля дрожит раскатом поездов, Кипят моря под носом пароходов; На запад, на восток, на север и на юг

Андрею Белому Ты держишь мир в простертой длани, И ныне сроки истекли… В начальный год Великой Брани

Мой пыльный пурпур был в лоскутьях, Мой дух горел: я ждал вестей, Я жил на людных перепутьях, В толпе

В деревнях погорелых и страшных, Где толчется шатущий народ, Шлендит пьяная в лохмах кумашных Да бесстыжие

Одни восстали из подполий, Из ссылок, фабрик, рудников, Отравленные темной волей И горьким дымом городов.

(1918) Памяти Барсова Зверь зверем. С крученкой во рту. За поясом два пистолета. Был председателем «Совета»

Зимою вдоль дорог валялись трупы Людей и лошадей. И стаи псов Въедались им в живот и рвали мясо.

«Появились новые трихины»… Ф. Достоевский Исполнилось пророчество: трихины В тела и в дух вселяются людей.

Сквозь сеть алмазную зазеленел восток. Вдаль по земле, таинственной и строгой, Лучатся тысячи тропинок и дорог.

Пурпурный лист на дне бассейна Сквозит в воде, и день погас… Я полюбил благоговейно Текучий мрак печальных глаз.

1 Править поэму, как текст заокеанской депеши: Сухость, ясность, нажим — начеку каждое слово.

«Кто так слеп, как раб Мой? и глух, как вестник Мой, Мною посланный?» Исайя 42, 19 Они проходят по земле