Стихи Рената Гильфанова

Я знал бы, как. Но тщетно, друг. Один квадрат меня вокруг. Как корабельный грустный кок, я стал внезапно одинок.

Закатные окна горят. Стекло слегонца дребезжит. Бросая в него хмурый взгляд, лицо на ладонях лежит.

Уходит осень. Настает зима. Уходит все, а то, что не уходит, то в тайниках усталого ума с зажженною свечой

Плавно дымит сигарета, я стою на перроне. Кроме меня — ни души, и я говорю вороне, скачущей между рельсов

Кто прозябал во впадинах бездонных, кто путался в сетях дорог и тропок, переплывал заливы и затоны и

Забежали в горло паучки, разбросав мохнатые крючки. Так на вкус приятно кисловат пьяных слов мясистый киловатт.

Пойдем погуляем по Сретенке. Московский классический вид. Денек мутноватый и серенький. Плюс восемь.

1 Здесь прохладно весной и не жарко летом. Ветерок играет твоим скелетом. Здесь натянут на дерево мрак капроном.

Грузный мужчина в панаме пьёт из пластикового сосуда газировку и цедит: «А ну-ка пошел отсюда!

Там, где суровый океан на берег сыплет клочья пены, вдали от прочих чудных стран лежит земля.

Ковыляя на трех ногах, улыбающаяся собака переходит дорогу. Я смотрю ей вслед и шепчу: «Однако».

«Вот и пришло Рождество. А с ним к нам пришел тот свет, который светил младенцу две тысячи с лишним лет назад.

Скоро рассвет. Появится горизонт. Из радио на подоконнике запоет Кобзон. Тетя Галя почешет локоть и скажет «ох!

Он лежит на песке под тентом с книжкой аббата Прево и говорит с улыбкой: «Сегодня, еще до заката я умру».

Крикнув «майна» Танатосу, в те края, где вовек не услышишь «виры», с громкой песней спускался Орфей

Люблю я жизнь, но странною любовью. Ее портрет мой глаз берет в кредит. И карий взгляд втыкается в обои

Внутри человека идет война. Она начинается в раннем детстве. А к старости его кожа повсюду испещрена

Ангелы немы, потому что питаются снегом. Сказки повествуют о том, что снег застудил им связки.

Георгию Жердеву запятая поэту запятая который умеет многозначительное многоточие слушать 1 Спать у окошка

Здесь плавно оторвавшись от земли, беспечны, как режим автопилота, вычерчивают в небе журавли адажио

Я сутулый скрипач с наведенным смычком. Мои пальцы — глаза с удлиненным зрачком. И в колючих суставах

Кожаная перчатка, хранящая теплоту маленькой кисти. Раструб, скрывающий наготу маленьких пальцев.

Будто ангел, плененный дьяволом, источающим потный сок, с грудки, преданной одеялом, удивленно глядел сосок.

Порвалась грусть, и я почти Ван Гог. Слижи с меня слезу скорее, Бог. Мой правый глаз — борис, а левый