Стихи Саши Черного

Жил на свете анархист, Красил бороду и щеки, Ездил к немке в Териоки И при этом был садист.

Пришла во двор корова: — Му! я здорова, Раздуты бока, — Кому молока? — Прибежал теленок. Совсем ребенок

Моя жена — наседка, Мой сын, увы, эсер, Моя сестра — кадетка, Мой дворник — старовер. Кухарка — монархистка

Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом, Жена на локоны взяла последний рубль, Супруг, убитый лавочкой

(с натуры) Звание солдата почетно. (Воинский устав) «Всяк солдат слуга престола И защитник от врагов

На дачной скрипучей веранде Весь вечер царит оживленье. К глазастой художнице Ванде Случайно сползлись

Вчера мой кот взглянул на календарь И хвост трубою поднял моментально, Потом подрал на лестницу, как

Кто в трамвае, как акула, Отвратительно зевает? То зевает друг-читатель Над скучнейшею газетой.

Еж забрался в дом из леса! Утром мы его нашли — Он сидел в углу за печкой И чихал в густой пыли.

За дебоши, лень и тупость, За отчаянную глупость Из гимназии балбеса Попросили выйти вон… Рад-радешенек

И мы когда-то, как Тиль-Тиль, Неслись за Синей птицей! Когда нам вставили фитиль — Мы увлеклись синицей.

(Пародия) Дух свободы… К перестройке Вся страна стремится, Полицейский в грязной Мойке Хочет утопиться.

В стеклянном ящике Случайно сбились в кучу Сто разных душ… Выходят-входят. Как будто рок из рога бытия

Шарж Брандахлысты в белых брючках В лаун-теннисном азарте Носят жирные зады. Вкруг площадки, в модных

Ария для безголосых Голова моя — темный фонарь с перебитыми стеклами, С четырех сторон открытый враждебным ветрам.

На перевернутый ящик Села худая, как спица, Дылда-девица, Рядом — плечистый приказчик. Говорят, говорят…

«Эй, смотри — у речки Сняли кожу человечки!» — Крикнул чижик молодой. Подлетел и сел на вышке, — Смотрит

Дом Шиллера Немцы надышали в крошечном покое. Плотные блондины смотрят сквозь очки. Под стеклом в витринах

(Полька) Левой, правой, кучерявый, Что ты ёрзаешь, как чёрт? Угощение на славу, Музыканты — первый сорт.

Тихо тикают часы На картонном циферблате. Вязь из розочек в томате И зеленые усы. Возле раковины щель

Как в бёклиновских картинах, Краски странны… Мрачны ели на стремнинах И платаны. В фантастичном беспорядке

Бессмертье? Вам, двуногие кроты, Не стоящие дня земного срока? Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты Того же

Рожденный быть кассиром в тихой бане Иль агентом по заготовке шпал, Семен Бубнов вне всяких ожиданий

Любовь должна быть счастливой — Это право любви. Любовь должна быть красивой — Это мудрость любви.

Hа заборе снег мохнатый Толстой грядочкой лежит. Hалетели вмиг галчата… Ух, какой серьезный вид!

За чаем болтали в салоне Они о любви по душе: Мужья в эстетическом тоне, А дамы с нежным туше.

Лакированный, пузатый, Друг мой, нежный и певучий, Итальянская мандола — Восемь низких гулких струн…

Зеленая елка, где твой дом? — На опушке леса, над тихим холмом. Зеленая елка, как ты жила? — Летом зеленела

Семья — ералаш, а знакомые — нытики, Смешной карнавал мелюзги. От службы, от дружбы, от прелой политики

Дамы в шляпках «кэк-уоках», Холодок публичных глаз, Лица в складках и отеках, Трэны, перья, ленты, газ.

Каждый прав и каждый виноват. Все полны обидным снисхожденьем И, мешая истину с глумленьем, До конца

Повернувшись спиной к обманувшей надежде И беспомощно свесив усталый язык, Не раздевшись, он спит в европейской

Гиена такая мерзкая. Морда у нее дерзкая, Шерсть на загривке торчком, Спина- сучком, По бокам (для чего

Высоко над Гейдельбергом, В тихом горном пансионе Я живу, как институтка, Благородно и легко.

Потемнели срубы от воды, В колеях пузырятся потоки. Затянув кисейкою сады, Дробно пляшет дождик одинокий

Из палатки вышла дева В васильковой нежной тоге, Подошла к воде, как кошка, Омочила томно ноги И медлительным

В городской суматохе Встретились двое. Надоели обои, Неуклюжие споры с собою, И бесплодные вздохи О том

Хлопья, хлопья летят за окном, За спиной теплый сумрак усадьбы. Лыжи взять да к деревне удрать бы, Взбороздив

Кто любит прачку, кто любит маркизу, У каждого свой дурман,— А я люблю консьержкину Лизу, У нас — осенний роман.

Ф-фух! Я индейский петух! Самый важный! Hос трёхэтажный… Грудь кораблем, Хвост решетом… Ф-фух!

В эту ночь оставим книги, Сдвинем стулья в крепкий круг; Пусть, звеня, проходят миги, Пусть беспечность

Холостой стаканчик чаю (Хоть бы капля коньяку), На стене босой Толстой. Добросовестно скучаю И зеленую

О, Рахиль, твоя походка Отдаётся в сердце чётко… Голос твой — как голубь кроткий, Стан твой — тополь

Одолела слабость злая, Ни подняться, ни вздохнуть: Девятнадцатого мая На разведке ранен в грудь.

Промокло небо и земля, Душа и тело отсырели. С утра до вечера скуля, Циничный ветер лезет в щели.

Посвящается «детским» поэтессам Дама, качаясь на ветке, Пикала: «Милые детки! Солнышко чмокнуло кустик

Повесть Арон Фарфурник застукал наследницу дочку С голодранцем студентом Эпштейном: Они целовались!

Портрет Бетховена в аляповатой рамке, Кастрюли, скрипки, книги и нуга. Довольные обтянутые самки Рассматривают

Темно под арками Казанского собора. Привычной грязью скрыты небеса. На тротуаре в вялой вспышке спора

Яркий цвет лесной гвоздики. Пряный запах горьких трав. Пали солнечные блики, Иглы сосен пронизав.