Сонеты Шекспира
Не изменяйся, будь самим собой. Ты можешь быть собой, пока живешь. Когда же смерть разрушит образ твой
Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно. Я не хочу, чтоб мой порок любой На честь
Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки созревших роз, Хранит
Украдкой время с тонким мастерством Волшебный праздник создает для глаз. И то же время в беге круговом
Прекрасный облик в зеркале ты видишь, И, если повторить не поспешишь Свои черты, природу ты обидишь
Уж если ты разлюбишь — так теперь, Теперь, когда весь мир со мной в раздоре. Будь самой горькой из моих
Ты — музыка, но звукам музыкальным Ты внемлешь с непонятною тоской. Зачем же любишь то, что так печально
Ее глаза на звезды не похожи Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа, И черной
Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей, умеренней и краше. Ломает буря майские цветы, И так
Как тот актер, который, оробев, Теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что, впадая в гнев
Когда читаю в свитке мертвых лет О пламенных устах, давно безгласных, О красоте, слагающей куплет Во
Оправдывать меня не принуждай Твою несправедливость и обман. Уж лучше силу силой побеждай, Но хитростью
Мой Друг, твоя любовь и доброта Заполнили глубокий след проклятья, Который выжгла злая клевета На лбу
Ты притупи, о время, когти льва, Клыки из пасти леопарда рви, В прах обрати земные существа И феникса
Другие две основы мирозданья — Огонь и воздух — более легки. Дыханье мысли и огонь желанья Я шлю к тебе
Все, что в тебе увидеть может глаз, Прекрасно и не просит исправленья — Единодушен в этом общий глас
Скажи, что ты нашла во мне черту, Которой вызвана твоя измена. Ну, осуди меня за хромоту — И буду я ходить
Скажи, что я уплатой пренебрег За все добро, каким тебе обязан, Что я забыл заветный твой порог, С которым
Ты от меня не можешь ускользнуть. Моей ты будешь до последних дней. С любовью связан жизненный мой путь
Мой глаз гравером стал и образ твои Запечатлел в моей груди правдиво. С тех пор служу я рамою живой
Для аппетита пряностью приправы Мы называем горький вкус во рту. Мы горечь пьем, чтоб избежать отравы
Когда клянешься мне, что вся ты сплошь Служить достойна правды образцом, Я верю, хоть и вижу, как ты
Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть. Напраслина страшнее обличенья. И гибнет радость, коль ее судить
Ты прихоти полна и любишь власть, Подобно всем красавицам надменным. Ты знаешь, что моя слепая страсть
Да разве на медлительность коня Я мог досадовать в часы изгнанья, Когда, не торопясь, он вез меня От
Пылающую голову рассвет Приподымает с ложа своего, И все земное шлет ему привет, Лучистое встречая божество.
Кто хвалится родством своим со знатью, Кто силой, кто блестящим галуном, Кто кошельком, кто пряжками
Нередко для того, чтобы поймать Шальную курицу иль петуха, Ребенка наземь опускает мать, К его мольбам
То, что мой друг бывал жесток со мною, Полезно мне. Сам испытав печаль, Я должен гнуться под своей виною
Мой глаз к сердце — издавна в борьбе: Они тебя не могут поделить. Мой глаз твой образ требует себе, А
Беспечные обиды юных лет, Что ты наносишь мне, не зная сам, Когда меня в твоем сознанье нет, — К лицу
Любовь — мой грех, и гнев твой справедлив. Ты не прощаешь моего порока. Но, наши преступления сравнив
Когда часы мне говорят, что свет Потонет скоро в грозной тьме ночной, Когда фиалки вянет нежный цвет
Лик женщины, но строже, совершенней Природы изваяло мастерство. По-женски ты красив, но чужд измене
В тот черный день (пусть он минует нас!), Когда увидишь все мои пороки, Когда терпенья истощишь запас
Чтоб мир вопросами не донимал, За что при жизни ты меня приметил, Забудь меня — не стою я похвал: Забудь
Ты украшать умеешь свой позор. Но, как в саду незримый червячок На розах чертит гибельный узор, — Так
Как радует отца на склоне дней Наследников отвага молодая, Так. правдою и славою твоей Любуюсь я, бесславно увядая.
Когда на суд безмолвных, тайных дум Я вызываю голоса былого, — Утраты все приходят мне на ум, И старой
Блистательный мне был обещан день, И без плаща я свой покинул дом. Но облаков меня догнала тень, Настигла
На радость и печаль, по воле рока, Два друга, две любви владеют мной: Мужчина светлокудрый, светлоокий
Каким питьем из горьких слез Сирен Отравлен я, какой настойкой ада? То я страшусь, то взят надеждой в
Как я могу усталость превозмочь, Когда лишен я благости покоя? Тревоги дня не облегчает ночь, А ночь
Тоска грызет меня — считаю мили. Когда ж конец несчастья моего? Разлука шепчет: «Далеко твой милый, Ты
Украдкою всплакни — себя не мучай, Услыша в звоне горестном церквей, Что мир худой я променял на худший
Кто осуждает твой беспечный нрав, Кого пленяет юный твой успех. Но, прелестью проступки оправдав, Ты
Ты говоришь, что нет любви во мне. Но разве я, ведя войну с тобою, Не на твоей воюю стороне И не сдаю
У сердца с глазом — тайный договор: Они друг другу облегчают муки, Когда тебя напрасно ищет взор И сердце
Бог Купидон дремал в тиши лесной, А нимфа юная у Купидона Взяла горящий факел смоляной И опустила в ручеек студеный.
Люблю, — но реже говорю об этом, Люблю нежней, — но не для многих глаз. Торгует чувством тот, что перед