Стихи Тушновой Вероники
Помнишь, как залетела в окно синица, Какого наделала переполоху? Не сердись на свою залетную птицу, сама
Одна сижу на пригорке посреди весенних трясин. …Я люблю глаза твои горькие, как кора молодых осин, улыбку
Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру «шесть», светильника
Я с детства любила гудки на реке, я вечно толклась у причала, я все пароходы еще вдалеке по их голосам
Я помню, где-то, далеко вначале, наплававшись до дрожи поутру, на деревенском стареньком причале сушила
В холодном, неуютном зале в пустынном аэропорту слежу тяжелыми глазами, как снег танцует на ветру.
Есть признания,- их произносишь с трудом, для всего объясненья придумав заранее… Но большое и честное
Ничего уже не объяснить, Что случилось- мы не знаем сами… И ещё пытаемся любить За зиму остывшими сердцами.
«Я поняла — Ты не хотел мне зла, ты даже был предельно честен где-то, ты просто оказался из числа людей
Просторный лес листвой перемело, на наших лицах — отсвет бледной бронзы. Струит костёр стеклянное тепло
А может быть, останусь жить? Как знать, как знать? И буду с радостью дружить? Как знать, как знать?
Еду я дорогой длинной… Незнакомые места. За плечами сумрак дымный замыкает ворота. Ельник сгорбленный
Степь, растрескавшаяся от жара, не успевшая расцвести… Снова станция Баладжары, перепутанные пути.
О, эти февральские вьюги, белёсый мятущийся мрак, стенанья и свист по округе, и — по пояс в снег, что
Пришла ко мне девочка с заплаканными глазами, с надеждой коснулась моей руки: -Ведь вы же когда-то любили
Как счастье внезапное — оттепель эта. Весны дуновеньем земля обогрета. Еще не начало весны, а предвестье
Ну, пожалуйста, пожалуйста, в самолет меня возьми, на усталость мне пожалуйся, на плече моем усни.
Пускай лучше ты не впустишь меня, чем я не открою двери. Пускай лучше ты обманешь меня, чем я тебе не поверю.
Человек живет совсем немного — несколько десятков лет и зим, каждый шаг отмеривая строго сердцем человеческим своим.
Память сердца! Память сердца! Без дороги бродишь ты,- луч, блуждающий в тумане, в океане темноты.
Все приняло в оправе круглой Нелицемерное стекло: Ресницы, слепленные вьюгой, Волос намокшее крыло, Прозрачное
Бои ушли. Завесой плотной плывут туманы вслед врагам, и снега чистые полотна расстелены по берегам.
Не ведется в доме разговоров про давно минувшие дела, желтый снимок — пароход «Суворов» выцветает в ящике стола.
Приглушает птичий гам тишина еловая, проплывает по снегам тень моя лиловая. На снегах и в облаках синева
Туч взъерошенные перья. Плотный воздух сыр и сер. Снег, истыканный капелью, по обочинам осел.
Жизнь твою читаю, перечитываю, все твои печали пересчитываю, все твои счастливые улыбки, все ошибки
Непреодолимый холод… Кажется, дохнешь- и пар! Ты глазами только молод, сердцем ты, наверно, стар.
И знаю всё, и ничего не знаю… И не пойму, чего же хочешь ты, с чужого сердца с болью отдирая налёгших
Вчерашний дождь последний лист багряный сорвал с деревьев, рощи оголя. Я вышла через заросли бурьяна
Беззащитно сердце человека, если без любви… Любовь-река. Ты швырнул в сердцах булыжник в реку, канул
Не о чем мне печалиться, откуда же слезы эти? Неужели сердце прощается со всем дорогим на свете — с этим
Река текла тяжелая, как масло, в ней зарево закатное не гасло, и я за блеском неба и воды не разглядела
Не о чем мне печалиться, откуда же слезы эти? Неужели сердце прощается со всем дорогим на свете — с этим
Тропа, петляя и пыля, сбегает в темный буерак. Там душно пахнет конопля, там комарьем набитый мрак.
Я не люблю себя такой, не нравлюсь я себе, не нравлюсь! Я потеряла свой покой, с обидою никак не справлюсь.
Там далёко, за холмами синими, за угрюмой северной рекой, ты зачем зовёшь меня по имени? Ты откуда взялся?
Дождик сеет, сеет, сеет, с полуночи моросит, словно занавес кисейный за окошками висит. А в лесу кричат
Ты яблоки привез на самолете из Самарканда лютою зимой, холодными, иззябшими в полете мы принесли их
Нынче улетели журавли на заре промозглой и туманной. Долго, долго затихал вдали разговор печальный и
Нам не случалось ссориться Я старалась во всем потрафить. Тебе ни одной бессонницы Не пришлось на меня
Не опасаюсь впасть в сентиментальность, для нас с тобой такой угрозы нет. Нас выручает расстояний дальность
Терпеливой буду, стойкой, молодой, назло судьбе! Буду жить на свете столько, сколько надобно тебе.
Я стучусь в твое сердце: — Отвори, отвори, разреши мне в глаза поглядеться твои, оттого что забыла уже
Людские души — души разные, не перечислить их, не счесть. Есть злые, добрые и праздные и грозовые души есть.
Опять утрами — лучезарный иней на грядках, на перилах, на траве. Оцепененье. Воздух дымно-синий.
Ни зяблика, ни славки, ни грача. Стволы в тумане. Гаснет день короткий. Лесной костер грызет сушняк
Смеясь и щуря сморщенные веки, седой старик немыслимо давно нам подавал хрустящие чуреки и молодое мутное вино.
Воздух пьяный — нет спасения, с ног сбивают два глотка. Облака уже весенние, кучевые облака.
Вот и город. Первая застава. Первые трамваи на кругу. Очень я, наверное, устала, если улыбнуться не могу.
Очертаниями туманными горы высятся над заливом… Любовался ли ты бакланами утром солнечным и счастливым?