Стихи Тушновой Вероники

Хмурую землю стужа сковала, небо по солнцу затосковало. Утром темно, и в полдень темно, а мне всё равно

Глаз к сиянью такому ещё не привык… Зной густой, золотой и тягучий, как мёд… А за домом, в саду, пробегает

Говоришь ты мне: Надоела грусть! Потерпи чуть-чуть, я назад вернусь. Хочешь ты любовь, Как настольный

Нас дождь поливал трое суток. Три дня штурмовала гроза. От молний ежеминутных ломить начинало глаза.

Твои глаза… Опять… Опять… Мне сердца стук мешает спать. Не знаю- явь то или бред, не знаю- был ты или

Не сули мне золотые горы, годы жизни доброй не сули. Я тебя покину очень скоро по закону матери-земли.

Знаю я бессильное мученье над пустой тетрадкою в тиши, знаю мысли ясное свеченье, звучную наполненность души.

Сияет небо снежными горами, громадами округлых ярких туч. Здесь тишина торжественна, как в храме, здесь

Вся ночь без сна… А после, в роще, березовая тишина, и всё приемлемее, проще, и жизнь как будто решена.

У дебаркадеров лопочет чернильно-черная вода, как будто высказаться хочет, да не умеет — вот беда!

А ты придёшь, когда темно, когда в стекло ударит вьюга, когда припомнишь, как давно, не согревали мы

Небо желтой зарей окрашено, недалеко до темноты… Как тревожно, милый, как страшно, как боюсь твоей немоты.

Тягучий жар на землю льется, томят извилины пути… К артезианскому колодцу бежит ребенок лет шести.

Глаза твои хмурятся, горькие, мрачные, тянется, курится зелье табачное, слоятся волокна длинные, синие

Не охладела, нет, скрываю грусть. Не разлюбила,— просто прячу ревность. Не огорчайся, скоро я вернусь.

Как мне по сердцу вьюги такие, посвист в поле, гуденье в трубе… Напоследок гуляет стихия. Вот и вспомнила я о тебе.

Стемнело. По тропинкам снежным хозяйки с ведрами пошли. Скрипят таинственно и нежно колодезные журавли.

Дурманящей, росистой чащею черемуха — дыши, гляди, ласкай, ломай… И боль щемящая,— как мало весен впереди!

Я все о своем, все о своем — знаешь, когда поют петухи? Перед рассветом, перед дождем, перед весной поют петухи.

Тусклый луч блестит на олове, мокрых вмятинах ковша… Чуть поваркивают голуби, белым веером шурша.

Не знаю — права ли, не знаю — честна ли, не помню начала, не вижу конца… Я рада, что не было встреч под

Тебе бы одарить меня молчанием суровым, а ты наотмашь бьешь меня непоправимым словом. Как подсудимая

Ты не любишь считать облака в синеве. Ты не любишь ходить босиком по траве. Ты не любишь в полях паутин

Ты верен святости обряда, и в том душа твоя права. ты слов боишься, но не надо переоценивать слова.

Открываю томик одинокий — томик в переплёте полинялом. Человек писал вот эти строки. Я не знаю, для кого писал он.

Я люблю тебя. Знаю всех ближе, Всех лучше. Всех глубже. Таким тебя вижу, Каким не видел никто, никогда.

До города двенадцать километров. Шоссе как вымерло — ни человека… Иду одна, оглохшая от ветра, перехожу

Запах леса и болота, полночь, ветер ледяной… Самолеты, самолеты пролетают надо мной. Пролетают рейсом

Я поднимаюсь по колючим склонам, я мну в ладонях пыльный полынок, пылает бухта синим и зеленым, кузнечики

Мы час назад не думали о смерти. Мы только что узнали: он убит. В измятом, наспех порванном конверте

Всех его сил проверка, сердца его проверка, чести его проверка,- жестока, тяжка, грозна, у каждого человека

Ни в каких не в стихах, а взаправду, ноет сердце- лечи не лечи, даже ветру и солнцу не радо… А вчера

Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу. Ни во что уже не поверю, — всё равно напиши, прошу!

Пусть мне оправдываться нечем, пусть спорны доводы мои,- предпочитаю красноречью косноязычие любви.

Почему говорится: «Его не стало», если мы ощущаем его непрестанно, если любим его, вспоминаем, если —

Вот говорят: Россия… Реченьки да березки… А я твои руки вижу, узловатые руки, жесткие. Руки, от стирки

Кто-то в проруби тонет. Пустынно, темно. Глубь чернеет опасно, бездонно. Кем ты станешь? На выбор мгновенье одно.

Спор был бесплодным, безысходным… Потом я вышла на крыльцо умыть безмолвием холодным разгоряченное лицо.

Я в снегу подтаявшем, около ствола, гладенькую, мокрую шишку подняла. А теперь в кармане я ее ношу, выну

Шагаю хвойною опушкой, и улыбаюсь, и пою, и жестяной помятой кружкой из родничка лесного пью.

Да, ты мой сон. Ты выдумка моя. зачем же ты приходишь ежечасно, глядишь в глаза и мучаешь меня, как будто

Никогда мы не были так далеки, Но забыв обиды свои, Самым злым доказательствам вопреки Верю в прочность любви.

Что-то мне недужится, что-то трудно дышится… В лугах цветет калужница, в реке ветла колышется, и птицы

                               Н. Л. Чистякову Порой он был ворчливым оттого, что полшага до старости осталось.

Осенний пожар полыхает в лесу, плывут паутин волоконца, тяжелые капли дрожат на весу, и в каждой по целому солнцу.

Помнишь, как залетела в окно синица, Какого наделала переполоху? Не сердись на свою залетную птицу, сама

Одна сижу на пригорке посреди весенних трясин. …Я люблю глаза твои горькие, как кора молодых осин, улыбку

Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру «шесть», светильника

Я с детства любила гудки на реке, я вечно толклась у причала, я все пароходы еще вдалеке по их голосам

Я помню, где-то, далеко вначале, наплававшись до дрожи поутру, на деревенском стареньком причале сушила