Стихи Тушновой Вероники
Я все о своем, все о своем — знаешь, когда поют петухи? Перед рассветом, перед дождем, перед весной поют петухи.
Тусклый луч блестит на олове, мокрых вмятинах ковша… Чуть поваркивают голуби, белым веером шурша.
Не знаю — права ли, не знаю — честна ли, не помню начала, не вижу конца… Я рада, что не было встреч под
Тебе бы одарить меня молчанием суровым, а ты наотмашь бьешь меня непоправимым словом. Как подсудимая
Ты не любишь считать облака в синеве. Ты не любишь ходить босиком по траве. Ты не любишь в полях паутин
Ты верен святости обряда, и в том душа твоя права. ты слов боишься, но не надо переоценивать слова.
Открываю томик одинокий — томик в переплёте полинялом. Человек писал вот эти строки. Я не знаю, для кого писал он.
Я люблю тебя. Знаю всех ближе, Всех лучше. Всех глубже. Таким тебя вижу, Каким не видел никто, никогда.
До города двенадцать километров. Шоссе как вымерло — ни человека… Иду одна, оглохшая от ветра, перехожу
Запах леса и болота, полночь, ветер ледяной… Самолеты, самолеты пролетают надо мной. Пролетают рейсом
Я поднимаюсь по колючим склонам, я мну в ладонях пыльный полынок, пылает бухта синим и зеленым, кузнечики
Мы час назад не думали о смерти. Мы только что узнали: он убит. В измятом, наспех порванном конверте
Всех его сил проверка, сердца его проверка, чести его проверка,- жестока, тяжка, грозна, у каждого человека
Ни в каких не в стихах, а взаправду, ноет сердце- лечи не лечи, даже ветру и солнцу не радо… А вчера
Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу. Ни во что уже не поверю, — всё равно напиши, прошу!
Пусть мне оправдываться нечем, пусть спорны доводы мои,- предпочитаю красноречью косноязычие любви.
Почему говорится: «Его не стало», если мы ощущаем его непрестанно, если любим его, вспоминаем, если —
Вот говорят: Россия… Реченьки да березки… А я твои руки вижу, узловатые руки, жесткие. Руки, от стирки
Кто-то в проруби тонет. Пустынно, темно. Глубь чернеет опасно, бездонно. Кем ты станешь? На выбор мгновенье одно.
Спор был бесплодным, безысходным… Потом я вышла на крыльцо умыть безмолвием холодным разгоряченное лицо.
Я в снегу подтаявшем, около ствола, гладенькую, мокрую шишку подняла. А теперь в кармане я ее ношу, выну
Шагаю хвойною опушкой, и улыбаюсь, и пою, и жестяной помятой кружкой из родничка лесного пью.
Да, ты мой сон. Ты выдумка моя. зачем же ты приходишь ежечасно, глядишь в глаза и мучаешь меня, как будто
Никогда мы не были так далеки, Но забыв обиды свои, Самым злым доказательствам вопреки Верю в прочность любви.
Что-то мне недужится, что-то трудно дышится… В лугах цветет калужница, в реке ветла колышется, и птицы
Н. Л. Чистякову Порой он был ворчливым оттого, что полшага до старости осталось.
Осенний пожар полыхает в лесу, плывут паутин волоконца, тяжелые капли дрожат на весу, и в каждой по целому солнцу.
Помнишь, как залетела в окно синица, Какого наделала переполоху? Не сердись на свою залетную птицу, сама
Одна сижу на пригорке посреди весенних трясин. …Я люблю глаза твои горькие, как кора молодых осин, улыбку
Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру «шесть», светильника
Я с детства любила гудки на реке, я вечно толклась у причала, я все пароходы еще вдалеке по их голосам
Я помню, где-то, далеко вначале, наплававшись до дрожи поутру, на деревенском стареньком причале сушила
В холодном, неуютном зале в пустынном аэропорту слежу тяжелыми глазами, как снег танцует на ветру.
Есть признания,- их произносишь с трудом, для всего объясненья придумав заранее… Но большое и честное
Ничего уже не объяснить, Что случилось- мы не знаем сами… И ещё пытаемся любить За зиму остывшими сердцами.
«Я поняла — Ты не хотел мне зла, ты даже был предельно честен где-то, ты просто оказался из числа людей
Просторный лес листвой перемело, на наших лицах — отсвет бледной бронзы. Струит костёр стеклянное тепло
А может быть, останусь жить? Как знать, как знать? И буду с радостью дружить? Как знать, как знать?
Еду я дорогой длинной… Незнакомые места. За плечами сумрак дымный замыкает ворота. Ельник сгорбленный
Степь, растрескавшаяся от жара, не успевшая расцвести… Снова станция Баладжары, перепутанные пути.
О, эти февральские вьюги, белёсый мятущийся мрак, стенанья и свист по округе, и — по пояс в снег, что
Пришла ко мне девочка с заплаканными глазами, с надеждой коснулась моей руки: -Ведь вы же когда-то любили
Как счастье внезапное — оттепель эта. Весны дуновеньем земля обогрета. Еще не начало весны, а предвестье
Ну, пожалуйста, пожалуйста, в самолет меня возьми, на усталость мне пожалуйся, на плече моем усни.
Пускай лучше ты не впустишь меня, чем я не открою двери. Пускай лучше ты обманешь меня, чем я тебе не поверю.
Человек живет совсем немного — несколько десятков лет и зим, каждый шаг отмеривая строго сердцем человеческим своим.
Память сердца! Память сердца! Без дороги бродишь ты,- луч, блуждающий в тумане, в океане темноты.
Все приняло в оправе круглой Нелицемерное стекло: Ресницы, слепленные вьюгой, Волос намокшее крыло, Прозрачное
Бои ушли. Завесой плотной плывут туманы вслед врагам, и снега чистые полотна расстелены по берегам.
Не ведется в доме разговоров про давно минувшие дела, желтый снимок — пароход «Суворов» выцветает в ящике стола.