Танка Сайгё
Соловьи на ветвях Плачут, не просыхая, Под весенним дождем. Капли в чаще бамбука … Может быть, слезы?
С особым волненьем смотрю… На старом вишневом дереве Печальны даже цветы! Скажи, сколько новых весен
Э! Духом не падай! Ведь если блеснет милосердие Небесным рассветом, Ужель ускользнуть невозможно Из самой
В неурочный час Вдруг петухи запели. Верно, их обманул Этой осенней ночью Ослепительный свет луны.
Туман на поле, Где молодые травы собирают, До чего он печален! Словно прячется юность моя Там, вдали
Мелкий бамбук заглушил Рисовые поля деревушки. Протоптанная тропа Снова стала болотом В этот месяц долгих дождей.
Замкнутый между скал, Начал подтаивать лед В это весеннее утро, Вода, пробиваясь сквозь мох, Ощупью ищет дорогу.
Ко мне в Исэ пришли люди из столицы и поведали: «Вот какую строфу сочинила Хеэ-но цубонэ. Но тут все
Дикий гусь в вышине, На крыльях своих несущий Белые облака, Слетает на поле у самых ворот, Где друг зовет одинокий.
Мальчик согнул тростинку, Маленький лук натянул Для «воробьиной охоты». Как надеть он хотел бы «Воронью
Не узнаю столицы. Такой ли я видел ее? До чего потускнела! Куда же сокрылись они, Люди былых времен?
Область ада, где, «набросив веревку с черной тушью», рубят, как дерева Души грешников — Теперь на горе
Порою заметишь вдруг: Пыль затемнила зеркало, Сиявшее чистотой. Вот он, открылся глазам — Образ нашего мира!
С самого вечера Перед бамбуковой дверью Туманы стелются. Но вот поредели… Так, значит, Уже занимается утро?
Сочинено мною, когда на горе Коя слагали стихи на тему: «Голос воды глубокой ночью». Заблудились звуки.
Удрученный горем Так слезы льет человек… О, цветущая вишня, Чуть холодом ветер пронзит, Посыплются лепестки.
О весна в стране Цу, На побережье Нанива, Ужель ты приснилась мне? В листьях сухих камыша Шумит, пролетая, ветер.
В поучениях Микава-но нюдо сказано: «Если даже сердце твое тому противится, должно хотя бы против собственной
Все осыпались листья На багряных ветках плюща, Что обвивает сосны. Видно, там, на соседних горах, Бушует
Дремота странника… Мое изголовье — трава — Застлано инеем. С каким нетерпеньем я жду Тебя, предрассветный месяц!
Глубокой зимой Как слепительно ярко Блещет лунный свет! В саду, где нет водоема, Он стелется, словно лед.
Клинком закаленным Меча с когтями железными, Не зная пощады, Тело разрубят наискось, Кромсают… Какая скорбь!
Куда мой отец Сокрылся после кончины, Не ведаю даже я, Хоть, верно, мы задыхаемся В одном и том же огне.
В зацветшей воде, Мутной, подернутой ряской, Где луна не гостит, — «Там поселиться хочу!» — Вот что кричит лягушка.
Непрочен наш мир. И я из той же породы Вишневых цветов. Все на ветру облетают, Скрыться… Бежать… Но куда?
Область, где в черном пламени страждут мужчины и женщины Невиданной силы Там черное пламя пылает. Адское пекло!
Предрассветный месяц Растревожил память о разлуке. Я не мог решиться! Так уходит, покоряясь ветру, Облако
С теми, кого любил, Мог я шутить беспечно. Давно прошедшие дни. Каким еще было юным В то время сердце мое!
Сочинил в храме Сориндзи стихи на тему: «Полевые травы во время зимних холодов» Я видел летний луг.
Тоскую лишь о былом, Тогда любили прекрасное Отзывчивые сердца. Я зажился. Невесело Стареть в этом мрачном мире.
Песня разлуки, сложенная по случаю отъезда одного из моих друзей в край Митиноку Если уедешь вдаль, То
В саду моем Одна на высоком холме Стоит сосна. С тобой, единственный друг, Встречаю старость свою.
Встретились снова… Но ведет к тебе лишь один Путь сновидений. Пробужденье — разлука. О, если б не просыпаться!
Дует холодный вихрь. Все на свете тоскою Он равно напоит. Всюду глядит угрюмо Осеннего вечера сумрак.
Зашла и она, Луна, что здесь обитала, На лоне воды. Ужель в глубине пруда Тоже таятся горы?
Всему есть предел. Разве может еше сгуститься Этих листьев цвет? Дождь сыплется непрестанно На горе Огура.
Куда унеслось ты, Сердце мое? Погоди! Горные вишни Осыплются, — ты опять Вернешься в свое жилище.
Меня покидаешь… Напрасно сетовать мне, Ведь было же время, Когда ты не знала меня, Когда я тебя не знал.
Ни темного уголка… Но кажется, клочья тучи Затмевают луну? Нет, это взор обманули Тени пролетных гусей.
Нет в небе луны, Нигде до ее восхода Не брезжит свет, Но самые сумерки радостны! Осенняя ночь в горах.
Приди же скорей В мой приют одинокий! Сливы в полном цвету. Ради такого случая И чужой навестил бы…
Сверчок чуть слышен. Становятся все холодней Осенние ночи. Чудится, голос его Уходит все дальше, дальше.
Сочинил во дворце Кита-Сиракава, когда там слагали стихи на тему: «Ветер в соснах уже шумит по-осеннему»
Ужели рукава Лишь оттого окроплены росою, Что слушаю цикад? Какая странность! Это я, Я сам тоскую отчего-то…
Как в детстве бывало, В прятки вновь поиграть Мне так захотелось, Когда в укромном углу Я отдохнуть прилег.
В прах, в мельчайшую пыль Превратили… Конец бы, казалось, Но нет! Из небытия Для новых мук воскрешают…
Глупому сердцу, Вот кому всю свою жизнь Ты слепо вверялся, Но настигнет последняя мысль: «Так что ж теперь
На морском берегу, Где солеварни курятся, Потемнела даль, Будто схватился в борьбе Дым с весенним туманом.
Зыблются все быстрей, Чтоб ветер их просушил, Спутаны, переплелись, Вымокли под весенним дождем Нити
Когда б еще нашелся человек, Кому уединение не в тягость, Кто любит тишину! Поставим рядом хижины свои