Стихи Полозковой Веры

попробуй съесть хоть одно яблоко без вот этого своего вздоха о современном обществе, больном наглухо

И катись бутылкой по автостраде, Оглушенной, пластиковой, простой. Посидели час, разошлись не глядя

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком лучше вот о том, как в подвальном

лучше йогурта по утрам только водка и гренадин. обещай себе жить без драм — и живи один. все слова переврутся

Стиснув до белизны кулаки, Я не чувствую боли. Я играю лишь главные роли — Пусть они не всегда велики

Мне бы только хотелось, чтобы (Я банальность скажу, прости) Солнце самой высокой пробы Озаряло твои пути.

Надо было поостеречься. Надо было предвидеть сбой. Просто Отче хотел развлечься И проверить меня тобой.

В свежих ранах крупинки соли. Ночью снятся колосья ржи. Никогда не боялась боли — Только лжи.

История болезни Голос – патокой жирной… Солоно… Снова снилось его лицо. Символ адова круга нового – Утро.

Пусто. Ни противостоянья, Ни истерик,ни кастаньет. Послевкусие расставанья. Состояние Расстоянья — Было

Губы плавя в такой ухмылке, Что на зависть и королю, Он наколет на кончик вилки Мое трепетное «люблю».

— Уходить от него. Динамить. Вся природа ж у них – дрянная. — У меня к нему, знаешь, память – Очень древняя, нутряная.

Что еще тебе рассказать? Надо жить у моря, мама, надо делать, что нравится, и по возможности ничего не

Чего они все хотят от тебя, присяжные с мониторами вместо лиц? Чего-то такого экстренного и важного

И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, — я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, не бросай меня одного

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще; она смотрит

Он вышел и дышит воздухом, просто ради Бездомного ноября, что уткнулся где-то В колени ему, и девочек

Ну и что, у Борис Борисыча тоже много похожих песен. И от этого он нисколько не потерял. Он не стал от

Разве я враг тебе, чтоб молчать со мной, как динамик в пустом аэропорту. Целовать на прощанье так, что

Живет моя отрада в высоком терему, А в терем тот высокий нет хода никому. Тебя не пустят – здесь все

Друг друговы вотчины – с реками и лесами, Долинами, взгорьями, взлетными полосами; Давай будем без туристов

Да, я дом теперь, пожилая пятиэтажка. Пыль, панельные перекрытия, провода. Ты не хочешь здесь жить, и

мало ли кто приезжает к тебе в ночи, стаскивает через голову кожуру, доверяет тебе костяные зёрнышки

Без всяких брошенных невзначай Линялых прощальных фраз: Давай, хороший мой, не скучай, Звони хоть в недельку раз.

любовь и надежда ходят поодиночке, как будто они не одной мамы дочки, как будто не сёстры вере, и в каждой

Октябрь таков, что хочется лечь звездой Трамваю на круп, пока контролер за мздой Крадется; сражен твоей

В трубке грохот дороги, смех, «Я соскучился», Бьорк, метель. Я немного умнее тех, С кем он делит свою постель.

над водою тишина легче пуха и пшена. утки, как же нам такая красота разрешена? на закате над рекой синий

Нет, мы борзые больно — не в Южный Гоа, так под арест. Впрочем, кажется, нас минует и эта участь — Я

И сердце моё горячо, и уста медовы, А все-таки не заплачут обо мне мои вдовы. Барышни, имейте в виду

Девочка – черный комикс, ну Птица Феникс, ну вся прижизненный анекдот. Девочка – черный оникс, поганый

Перевяжи эти дни тесемкой, вскрой, когда сделаешься стара: Калашник кормит блинами с семгой и пьет с

Вера любит корчить буку, Деньги, листья пожелтей, Вера любит пить самбуку, Целоваться и детей, Вера любит

им казалось, что если все это кончится — то оставит на них какой-нибудь страшный след западут глазницы

Гадание Чуши не пороть. Пораскованней. — Дорогой Господь! Дай такого мне, Чтобы был свиреп, Был как небоскреб

Город носит в седой немытой башке гирлянды И гундит недовольно, как пожилая шлюха, Взгромоздившись на

Катя пашет неделю между холеных баб, до сведенных скул. В пятницу вечером Катя приходит в паб и садится

Целуемся хищно И думаем вещно; Внутри меня лично Ты будешь жить вечно, И в этой связи мы Единей скелета

в ночи из покровского-стрешнева похитили старого лешего. он брёл по тропинке, тут хвать за ботинки и

Или, к примеру, стоял какой-нибудь поздний август, и вы уже Выпивали на каждого граммов двести, — Костя

Звонит ближе к полвторому, подобен грому. Телефон нащупываешь сквозь дрему, И снова он тебе про Ерему

За всех, которые нравились или нравятся, Хранимых иконами у души в пещере, Как чашу вина в застольной

Ревет, и чуть дышит, и веки болезненно жмурит, Как будто от яркого света; так стиснула ручку дверную

Ну давай, давай, поиграй со мной в это снова. Чтобы сладко, потом бессильно, потом хреново;

высоко, высоко сиди, далеко гляди, лги себе о том, что ждет тебя впереди, слушай, как у города гравий

Это мир заменяемых; что может быть смешней твоего протеста. Поучись относиться к себе как к низшему Из существ;

Как на Верины именины Испекли мы тишины. Вот такой нижины, Вот такой вышины. И легла кругом пустыня Вместо

Город стоит в метельном лихом дурмане — Заспанный, индевеющий и ничей, Изредка отдаваясь в моем кармане

жизнь рассыпалась в труху. и учеба. зубы выпали вверху сразу оба. улыбаюсь без зубов, как пантера.

А ты спи-усни, мое сердце, давай-ка, иди ровнее, прохожих не окликай. Не толкай меня что есть силы, не